Стоит ли говорить, что, по сравнению с вампирами, протагонисты-люди имеют бледный вид? Авторы и режиссеры постоянно сравнивают вампиров и людей, и это сравнение практически всегда оказывается не в пользу человека (достаточно вспомнить, например, какой жалкой кажется себе Белла Свон по сравнению с вампиршами в романе Майер). Какую бы роль ни играли люди в современных вампирских текстах — любовников, игрушек, зависимых союзников, — они всегда остаются низшими по сравнению с вампирами существами. Глубокое презрение к человеку, выражаемое в образе вампира, сквозит во всех вампирских текстах. Это чувство можно резюмировать словами вампира Дэймона из «Дневников вампира»:
Она (вампирша) отказалась от гуманизма по отношению к людям. Ты можешь это выключить, это так же просто, как нажать на кнопку. Дело в том, что инстинкт вампира — не чувствовать <…> ни вины, ни стыда, ни сожаления. <…> Конечно, я тоже отключил это, именно поэтому со мной так прикольно![14]
Сегодня мы, без сомнения, имеем дело с формированием нового эстетического идеала, которым оказывается «не Бог, не царь, и не герой», и уж, конечно, не человек, а вампир. Превращение в образ совершенства, безусловно, еще одно новшество, которое сильно отличает современных вампиров от их предшественников. Ибо привлекательные черты, которыми обладали вампиры в классических текстах, чаще всего «разоблачались» в повествовании, и вампир представал перед читателем в виде чудовищного монстра. Вспомним хотя бы Кармиллу из романа Фаню:
Но прошло еще много времени, прежде чем ужас от пережитого стал забываться, и теперь Кармилла вспоминается мне в двух разных образах: иногда, — как шаловливая, томная, красивая девушка, иногда — как корчащийся демон, которого я видела в разрушенной церкви.[15]
Можно вспомнить и ужас, который наводили на несчастного Джонатана Хакера красавицы-вампирши Дракулы. Стоит заметить также, что сам граф вовсе не был хорош собой: его волосатые ладони, жуткий запах, который он распространял, — весь его облик не внушал никаких эстетических симпатий — ни героям-людям, ни читателям. Вот каковы были впечатления несчастного Хакера от первой встречи с вампиром:
До сих пор мне удалось заметить только тыльную сторону его рук, когда он держал их на коленях; <…> Особенно странно было то, что в центре ладони росли волосы. <…> Когда граф наклонился ко мне и его рука дотронулась до меня, я не смог удержаться от содрогания. Возможно, его дыхание было тлетворным, потому что мной овладело какое-то ужасное чувство тошноты, которое, как я ни старался, я не смог скрыть.[16]
И далее:
Передо мной лежал граф, но помолодевший, седые волосы его и усы потемнели. Щеки казались полнее, а на белой коже светился румянец ярче обыкновенного, так как на них еще виднелись свежие капли крови, капавшие из углов рта и стекавшие по подбородку на шею. <…> Казалось, чудовище просто налито кровью; он лежал, как омерзительная пиявка, лопающаяся от пресыщения. Дрожь пробежала по моему телу, когда я наклонился к нему, все во мне зашлось от отвращения…[17]
В отличие от вампирской классики современные вампиры никогда не предстают перед читателями или зрителями в качестве отталкивающих монстров: сцены, когда они поедают людей, призваны не оттолкнуть публику, но, напротив, способствовать их привлекательности.
ЧЕЛОВЕК: НОВОЕ ЗВЕНО В ПИЩЕВОЙ ЦЕПИ?
Мы подошли к важному вопросу об отношениях между людьми и вампирами. Здесь следует сказать без обиняков: несмотря на все романтические отношения, человек для вампира — это пища. Даже в тех случаях, когда вампиры вынуждены, благодаря ухищрениям авторов, превратиться в «вегетарианцев», то есть переключиться на кровь животных или на донорскую кровь, человек остается пищей или дичью для вампира, звеном в пищевой цепи.
Примером вампира-вегетарианца является Стефан из «Дневников вампира», который, в отличие от своего брата Дэймона, ограничивает себя кровью зверей. Вокруг этого нового вопроса — «Кусать иль не кусать?» — разворачиваются многие «моральные баталии» героев вампирских сериалов. Вот как рассуждают об этом два брата-вампира, Стефан и Дэймон, в «Дневниках вампира»:
