Он стал внимательно осматривать пруд, словно пытаясь выяснить, а есть ли здесь голавли? На самом деле ему просто нравилось видеть всю эту красоту, самую настоящую, умиротворённую и невызывающую. Старые, сухие камыши вперемежку с молодыми зеленеющими, мирно дремали, иногда вяло покачивая верхушками, когда лёгкий ветерок прикасался к ним. Глиняный берег был исчерчен трещинами, которые кромсали его на маленькие ромбы, треугольники, октаэдры, похожие на соты, и верхний слой этих кусочков отслаивался, отчего весь берег походил на древнюю мозаику. И всюду стояла тишина, глубокая, и словно безжизненная, но это был лишь обман. На самом деле жизнь была везде и повсюду. Она просто скрывалась, таилась, научившись этому в нелёгкой борьбе за саму себя.
- Господи, какая красота, – блаженно подумал он. – Жить бы вот так и жить, убаюканным на руках матери-природы. И не возвращаться в гудящий город, всегда суетливо спешащий, где покой и тишина могут разве что присниться. Настоящая тишина, такая как здесь. И красота. Настоящая красота.
Игорь засмотрелся на гадюку, плывущую по водной глади, проворно извиваясь и держа над водой коричневую головку.
- Интересно, видит ли она меня? – подумал Игорь. – А если видит, за что меня принимает? Может за дерево? Да нет, скорее всего она меня не видит.
Проследив её путь до камышей слева, он заметил за ними осторожное, секундное движение. Что-то мелькнуло, и тут же замерло, растворившись в ряби камыша. Глаза сами прищурились и напрягшееся зрение застыло на одной точке. Щелчком прозвучал треск, и тут же у противоположного берега выпрыгнула крупная рыба, ударив по воде хвостом так, что Игорь невольно вздрогнул и быстро повернул голову в сторону хлопка.
- Здоровая, – мелькнуло в голове, но он тут же повернул голову обратно и снова внимательно уставился на камыши. Сердце забилось быстрее, а по телу разлилась тёплая волна слабости.
- Тьфу ты, чёрт тебя дери, – сказал Игорь вслух, чтобы услышать свой голос. – Небось опять птица какая-то.
Он хотел снова посмотреть на поплавок, но не смог.
- Что за чёрт? – спросил он.
- Там было что-то крупнее чем птица, – подсказал мозг.
- Да, что-то крупнее, – согласился Игорь. – Но я всё равно ни черта не узнаю, что это было, если буду сидеть и глупо пялиться.
Он сел боком, чтобы одновременно следить за камышами и краем глаза за поплавком.
- Да, на природе вот так вот оно, – подумал он, и снова закурил.
Руки немного дрожали.
- И вот ради этого я и таскаюсь в такие дали, – сказал он вслух и натянуто улыбнулся. За камышами снова мелькнуло.
- Рыжее, – заметил Игорь. – Неужели лиса?
Сердце немного успокоилось, и он почувствовал, как к нему возвращается уверенность.
- Ну вот и всё понятно, – сказал он, и в этот момент из-за камышей выбежала рыжая собака и остановившись, посмотрела на него.
- Хм, это даже не лиса, – сказал Игорь разочарованно, и по человеческой привычке стал подзывать пса, выделывая губами смешные фигуры.
Пёс навострил уши, уставившись на него с неподдельным интересом. Его хвост торчал ещё неопределившись, строго параллельно земле, тощие бока нерво подрагивали, и было видно, как напряжённо работает грудная клетка. Пёс был обычной дворнягой, ростом чуть ниже колена взрослого человека. Рыжая, сбившаяся шерсть, с куском камышёвого листа на спине. Глаза его выражали недоумение, словно он никак не ожидал увидеть здесь человека. Игорь полез в рюкзак, и пёс испуганно дёрнулся назад.
- Чё ты, чё ты, дурачок, – ласково проговорил Игорь. – Я тебе хлебушка хочу дать.
Пёс услышав голос человека, инстинктивно поднял вверх хвост, но тут же, словно что-то вспомнив, прижал его к своим свалявшимся рыжим ляжкам, и глухо зарычал.
- Ты чё, ты чё это? – так же ласково спросил Игорь, доставая из рюкзака кусок белого хлеба. Разломив его пополам, он бросил одну часть псу. Тот снова отскочил, при этом со злостью залаяв.
Холодок снова пробежал по спине Игоря.
- А что если этот пёс сумасшедший? – спросил мозг. – В смысле, что если у него бешенство?
И сам же себе ответил:
- А чёрт его знает.
