— Слушаемся, товарищ командарм, — вскочив, ответил Михеев и сердито подмигнул, чуть не крича своему повару Егору Ивановичу: «Куда ты лезешь?»
Но тот по-иному понял своего генерала и, выйдя на середину комнаты, огромный, взлохмаченный и подвыпивший, держа поднос, на котором стояла рюмка с водкой, обращаясь к Анатолию Васильевичу, проревел:
— С победой вас, товарищ командарм!
— Истукан! Ну просто истукан! — с гневом прошипел Михеев, зная, что Анатолий Васильевич не пьет и весьма строг по этой части. А Егор Иванович дополнительно рявкнул:
— За Пятую орденоносную Орловскую дивизию, товарищ командарм!
Все притихли, опустили глаза, не зная, куда деться, ожидая, что сейчас командарм отругает их вместе с этим великаном. Но Анатолий Васильевич внимательно посмотрел на Егора Ивановича, особенно на его руки невероятной величины, затем взял рюмку с подноса, вскинул над собой и проговорил:
— За ваше здоровье, товарищи!
У людей вырвался облегченный вздох, как будто их несколько минут держали под водой, а командарм добавил:
— Но выпью только в Берлине, — и вернул рюмку разочарованному Егору Ивановичу. — Ах да, да! А где же наш гражданский генерал? — спросил он, вспомнив о Николае Кораблеве, который перед боем за Орел гостил в армии, а во время боя находился в дивизии Михеева. — Говорят, генерал, он в атаку ходил? Воин!
— Точно, товарищ командарм. Я его оставил на КП в блиндаже, сказал: «Сиди — коней пришлю». А он в атаку, — ответил Михеев, с тревогой думая: «А куда же он запропал? Совсем я забыл о нем».
— Так где же он?
Михеев растерянно пожал плечами, а в дверь снова втиснулся Егор Иванович и доложил:
— Они, то есть Николай Степанович Кораблев со своим дружком Ермолаем Агаповым — помните, товарищ командарм, баней у нас заведовал, — утрось отправились в село Ливны.
— Как в Ливны? Ведь Ливны еще по ту сторону? Кто разрешил? — и Анатолий Васильевич сердито уставился на Михеева.
Михеев нахмурился, подумал: «Ох, уж эти мне гости!» — и произнес:
— Он мне, товарищ командарм, ничего не сказал. Был у меня рядовой Сиволобов, с которым Николай Степанович и ходил в атаку. Ну, тот отпросился на три дня по случаю того, что получил Героя Советского Союза. А Кораблев не был.
— С Ермолаем он отправился. А с ними и Сиволобов Петр Макарович, — хвастаясь тем, что все знает, прогремел Егор Иванович.
В комнате наступила суровая, предостерегающая тишина.
Анатолий Васильевич некоторое время задумчиво напевал старинный полковой марш, затем произнес:
— За большими делами мы забыли о маленьких. А оно, маленькое дело, когда его отделишь от большого, вдруг вырастет с гору. Ведь он не просто наш гость, а директор крупнейшего завода. Представьте, попадет в руки гестаповцев. Да, да, да! Надо немедленно связаться с генералом Громадиным. Он сейчас по ту сторону. Работы у него, конечно, очень много. Очень: бьет бегущего врага. Но… связаться и попросить выслать кого-нибудь на розыски Николая Степановича.
2
Яня Резанов, посланный генералом Громадиным на поиски Николая Кораблева, отправился на первоначальное место — в Орел — и отсюда, кое о чем разузнав, — в село Ливны. На этот раз ему линию фронта перейти было легко: немцы панически бежали, оставляя разрозненные пикеты, но и эти в страхе кучились, тоже собираясь бежать.
Мастерски обойдя пикетчиков, Яня вскоре очутился на пригорке и отсюда увидел, что села-то, собственно, нет: все сожжено и покрыто коркой пепла, дворы заросли крапивой, высокой полынью. Он, охнув, пошел по дороге, ведущей к центру, и тут натолкнулся на три следа. Два — подошвы солдатских сапог, вдавленные в ил, и третий — особенный: одна нога в солдатском сапоге, другая — деревянная клюка.
«Они. Три друга», — обрадовался Яня и двинулся дальше.
Следы привели к почерневшей виселице и к скелету человека, развалившемуся от времени. Здесь люди склонялись над скелетом: видно, как клюка чиркнула по земле. А дальше… Дальше дырки от клюки повели в сторону, а следы от солдатских сапог пропали.
«Куда же они делись? Что ж, будем искать», — решил Яня и в этот миг услышал, как кто-то с завыванием, с надрывом запел. Казалось, человек пел и плакал. И Яня тронулся на плач-песню. Через несколько метров, раздвигая высокую полынь, увидел, как из небольшой ямы мелькают черные вспышки выбрасываемой земли. От этих вспышек ему стало страшно, словно он в глухом овраге натолкнулся на умирающего ребенка.
