Элис Хаскинс, проживавшая по улице Брин-Мор 57, мать двух детей и в ожидании третьего, провела начальника полиции в гостиную. Пол был весь обтянут светло-серого цвета ковром, мебель – модерная датская, как-то странно изогнутая, из полированного тикового дерева и парусины, но сиделось в ней, в высшей степени удобно. Пластина из черного ореха на стеклянных ножках служила кофейным столиком. На одной из стен висела большая абстрактная картина, смутно напоминающая женскую голову, а на второй – маска из черного дерева с тщательно выведенными чертами лица в белом. Повсюду стояли хрустальные пепельницы и почти все они были доверху забиты окурками. Это было одно из тех помещений, которое могло выглядеть красивым, но только при условии, что оно было бы тщательно убрано и все лежало бы на своем месте. Меж тем в комнате царил настоящий балаган: на полу валялись игрушки, красный детский свитер повис на кресле из гнутой стали, обтянутой белой кожей, на камине стоял недопитый стакан молока, на диване валялась помятая газета.
Миссис Хаскинс, маленького роста и худенькая, если не считать выпирающего живота, заковыляла к дивану, смахнула газету на пол и села. Похлопав рукой место рядом, она пригласила Лэнигена сесть тоже, придвинула к нему хрустальную сигаретницу и сама тоже взяла сигарету. Лэниген было потянулся к красивой настольной зажигалке, стоявшей на столике, но она коротко бросила:”Не работает” и поднесла ему зажженную спичку.
– Силия вышла с детьми, но должна вот-вот вернуться .
– Мне не к спеху, – сказал Лэниген и подошел прямо к делу: – Скажите, она очень дружила с Элспет?
– Силия дружит со всеми, мистер Лэниген. Она из тех дурнушек, что берут добротой. Что-то же должно быть и у некрасивой девушки. Некоторые берут умом да участием во всякого рода кампаниях, а некоторые – добродушием и чуткостью. Силия принадлежит ко второй категории. Она веселая, добродушная и прямо души не чает в детях. И они в ней тоже. Я их только произвожу на свет, заботится же о них – и то с самого начала – она, Силия.
– Она у вас уже давно?
– Еще с первых родов. Мы ее наняли, когда я была на последнем месяце.
– Значит, она намного старше Элспет?
– Господи, еще бы! Силии двадцать восемь, а то и двадцать девять уже.
– Она с вами разговаривала об Элспет?
– О, да. Мы с ней разговариваем обо всем? Понимаете, она не просто прислуга, но мы с ней как бы друзья. Понимаете, хотя образование у нее и не ахти какое, зато у нее уйма здравого смысла. Она кончила всего семь или восемь классов, но кое-где побывала и разбирается в людях. Элспет она жалела. Впрочем, Силия всех жалеет. В данном случае, однако, не без основания, кажется. Эта Элспет была здесь совёршенно чужая и это, конечно, не остается без последствий. К тому же она была очень робкая: никуда не ходила, ни с кем не знакомилась. Силия играет в кегли, ходит летом на танцы, а зимой на каток, но сколько она ни уговаривала Элспет, та никогда не соглашалась пойти тоже. Только изредка она брала ее с собой в кино, зато в будни они много бывали вместе – с детьми, конечно. А вот, чтобы пойти погулять – на это Элспет ни за что не соглашалась.
– Вы, верно, не раз говорили с Силией о ней?
– Конечно. Силия думала, что у нее натура такая робкая – такие вещи бывают, – а может, у нее платья не было подходящего. Лично я думаю, что знакомые Силии были чересчур уж стары для Элспет.
Лэниген порылся в кармане и достал любительскую фотографию Элспет с детьми.
– Эту фотографию дала мне миссис Серафино. Другой в доме не было. Как по-вашему – похоже?
– О, вполне.
– Понимаете, мы хотим опубликовать ее в газете…
– С детьми?
– О, нет. Ее одну.
– Что ж, общественное мнение должно быть в курсе дела, – сказала она сухо, – но только я не думала, что это дело полиции.
– О, дело обстоит как раз наоборот, – засмеялся Лэниген. – Мы не столько хотим помочь прессе, сколько рассчитываем на то, что она поможет нам. Может быть, нам удастся реконструировать, как она провела вчерашний день.
