Она не столько увидела, сколько почувствовала, что он протянул к ней руку. Она почувствовала ее у себя на затылке и уже готовилась обернуться и улыбнуться ему, когда он просунул пальцы под замочек ее тесной серебряной цепочки. Она хотела сказать ему, что он девает ей больно, но его рука вдруг дернула цепочку, и она уже не успела – не успела сказать, не успела даже закричать. Крик замер в ее горле, а сама она погрузилась в какой-то красный туман. Затем наступила тьма.
Он остался сидеть с протянутой рукой, крепко сжимая серебряную цепочку вокруг ее шеи, словно пытался унять зашалившую собаку. Немного погодя он разжал руку. Она безжизненно упала головой вперед, но он схвётил ее за плечи и прислонил тело к спинке сиденья. Подождав несколько минут, он осторожно открыл дверцу и высунул голову. Кругом не было ни души. Он вышел из машины, нагнулся, поднял тело на руки и вытащил его из машины. Ее голова запрокинулась. Он не смотрел на нее. Движением бедра он захлопнул дверцу. Затем понес труп к стене, которая возвышалась на этом месте не более, чем на метр. Перегнувшись через стенку, он попытался тихонько опустить тело на траву, но оно было тяжелое и выскользнуло у него из рук. Он еще попытался закрыть ей глаза, чтобы в них не попадал дождь, но нащупал лишь волосы на затылке. Он даже не стал переворачивать тело лицом вверх, а зашагал прочь.
Без четверти семь у кровати рабби Смолла зазвонил будильник на тумбочке. Это давало ему возможность встать, принять душ, побриться и одеться к утренней молитве, которая проводилась в синагоге в половине восьмого.
Он протянул руку, нажал на кнопку будильника, и звон тут же прекратился. Однако, вместо того чтобы встать, он что-то пробормотал невнятно и повернулся на другой бок. Жена принялась его трясти.
– Ты опоздаешь в синагогу, Дэйвид.
– Не пойду я сегодня.
Она понимающе кивнула и не стала с ним спорить. Да и вернулся он очень поздно: она уже давно легла.
Позднее рабби Смолл читал утреннюю молитву у себя в кабинете, а Мирьям тем временем готовила завтрак. Услышав, как он повысил голос, читая ШЕМА: 1'Слушай Израиль, Господь твой Бог, Господь един!", она поставила воду на газ; когда до нее донеслась скороговорка АМИДЫ, она опустила яйца в кипяток, а когда он дошел до АЛЕНУ, она их вытащила из воды.
Несколько минут спустя он вышел из кабинета, опуская на ходу левый рукав рубашки и застегивая запонку. Как всегда, он в испуге посмотрел на накрытый стол.
– Так много?
– Тебе нужно хорошо позавтракать, дорогой. Все говорят, что завтрак – важнее всего.
Ее свекровь настойчиво поучала ее: "Ты должна следить за тем, чтобы он кушал, Мирьям. Не спрашивай его, хочет ли он и чего именно, потому что, зачитавшись книгой или задумавшись над чем-нибудь, он ничего не видит и не слышит: сухая корка хлеба и та его вполне устроит. Ты должна смотреть, чтобы он кушал в определенные часы и много, да чтоб как можно больше витаминов.
Сама Мирьям уже позавтракала – тост, кофе и сигарета, – а теперь она неотступно следила, чтобы он съел весь грейпфрут, и с такой категоричностью поставила перед ним тарелку каши, что было ясно – никаких возражений она не потерпит. После каши она подала ему яйца, а также намазанный маслом тост. Главное заключалось в том, чтобы блюда следовали одно за другим и чтобы не дать ему отвлечься. Только когда он принялся за яйца, она налила себе еще одну чашку кофе и тоже села за стол.
– Вассерман еще долго сидел вчера?
– С полчаса. Мне показалось, он ждет от меня, чтобы я получше следила за тобой: чтобы ты не ходил уепричесанный и в таком измятом костюме.
– Ты права, я должен больше заботиться о своей внешности. Но теперь-то я в порядке? Не заляпал ли яйцом галстук?– опасливо спросил он.
– Теперь ты в порядке. Беда с тобой в том, Дэйвид, что уж очень ты неряшлив. Может быть, тебе следовало бы носить такие твердые воротнички с запонками: тогда галстук, может быть не сьезжал бы у тебя в сторону постоянно.
– Для таких воротничков нужны специальные рубашки. Я как-то пробовал: ужасно жмут.
– А почему бы тебе не брызнуть на волосы такой фиксаж: они бы у тебя тогда не ерошились.
