Как только Майк Донахью заверил его, что дело улажено, Дэн Стедман вернулся в Иерусалим, чтобы подготовить отъезд Роя в Штаты, но нашел только записку, что он уехал на несколько дней в гости к друзьям и позвонит, когда вернется. Чтобы ускорить дело, Дэн пошел в университет узнать, что нужно сделать.
— Я понимаю, но меня в общем-то интересует, как быть с зачетами о прослушанных курсах и всем прочим.
Декан улыбнулся и развел руками.
— Без экзаменов мы, конечно же, не можем поставить зачеты, но система экзаменов у нас очень гибкая. Студент может сдавать их в любое время года. Мы вынуждены идти на это, потому что в течение года многих призывают на военную службу, как преподавателей, так и студентов.
— И он не сможет предъявить ничего, что зачли бы при сдаче экзаменов дома?
Декан медленно покачал головой.
— Значит, год он потратил впустую — и ничего ценного за стенами аудитории, думаю, тоже не приобрел. У него почти не было друзей…
— Мне очень жаль, мистер Стедман. Такое впечатление, что вы разочарованы, и он тоже, наверное. Американским студентам здесь нелегко. Наши программы немного сложнее, по крайней мере, требуют больше работы, но дело не в этом. Даже языковые проблемы не основная причина их неудовлетворения. Просто здешняя обстановка для них очень непривычна.
Мы заинтересованы в них отчасти потому, что они приносят доллары, в которых мы крайне нуждаемся. А еще мы надеемся, что кому-то понравится здесь, и они останутся — или вернутся потом. В людях мы нуждаемся не меньше, чем в долларах. Но наш университет для наших студентов, мы не можем перестраивать его под иностранцев. Наши студенты старше ваших в среднем на три года — на время, проведенное в армии. А в этом возрасте три года — большая разница. И в армии они возмужали. Для них университет не отдых, не каникулы перед взрослой жизнью и необходимостью зарабатывать на нее. Большинство из них работают по вечерам, сразу после занятий. У нас нет никаких закрытых групп или кланов, мистер Стедман. — Он поднялся и обошел стол, как бы удаляя барьер между ними.
— И все же в некотором смысле каждый принадлежит к какому-то братству, но это братство его армейского отряда. А такое братство разборчиво по отношению к постороннему даже больше, чем самые привилегированные клубы в ваших колледжах, потому что в армии от него зависела жизнь. У них нет ни времени, ни желания заводить знакомства за пределами своего круга. То же самое относится к студенткам. Все они взрослые девушки, готовы вступить в брак, и естественно чужакам предпочитают израильтян, с которыми шансов на брак больше. Для американского студента все это делает общение весьма затруднительным.
— Это делает его чертовски близким к невозможному.
— Не совсем, мистер Стедман. Есть и такие, которые приезжают сюда осмысленно, многие выросли в религиозном или сионистском окружении, и им достаточно самого пребывания здесь, по крайней мере, вначале. Они упорно занимаются, хорошо овладевают языком. Они добиваются успеха и вливаются в жизнь страны. И многие решают остаться.
— У Роя, конечно, окружение было другое. Мои собственные симпатии, безусловно, на стороне Израиля, но ни в каких сионистских организациях я не состою.
Декан кивнул.
— И мы вернулись к началу. Откуда мы знаем, что есть знания? Возможно, опыт, который приобрел ваш сын, прожив несколько месяцев среди серьезных, преданных делу молодых людей, даже если он не мог в нем участвовать, окажет большее влияние на его будущее, чем если бы он нашел здесь копию того, что видел в Америке. В настоящий момент он чувствует только разочарование, но кто знает, может есть и чувство сдержанного восхищения. А когда станет постарше, забавы и развлечения отойдут на второй план, может, он и вспомнит их в качестве примера…
Стедман кивнул и даже сумел улыбнуться.
— Звучит убедительно, когда это говорите вы, доктор. Интересно, как оно будет звучать, когда я буду рассказывать все это его матери.