Поджидая в пятницу прихода гостей, рабби решил не поднимать этот вопрос. Шабат — день мира и покоя. Конечно, если об этом заговорит кто-то из Стедманов, он не сможет отказаться от обсуждения. Но сам он не станет поднимать эту тему.
Стедманы пришли порознь, но почти одновременно. Только он открыл дверь, чтобы поздороваться с первым, как пришел второй. И поскольку было уже поздно, они сразу пошли к столу и стоя слушали, как рабби читал кидуш, благословение на вино, которым начиналась церемония шабата.
На обед была обычная для шабата еда — куриный бульон, фаршированная рыба и курица. Рой, привыкший к ресторанам и университетскому кафетерию, наслаждался. Он выражал Мириам восторг по поводу каждого блюда и соглашался на добавку.
— Я не часто ем такое, — оправдывался он, — по крайней мере, так вкусно приготовленное.
Постепенно, расслабившись от еды и вина, он преодолел скованность. Обстановка за столом и в доме — то ли из-за присутствия маленького Джонатана, то ли потому, что рабби с женой были относительно молоды, была приятно неофициальна и очень отличалась от шабатних трапез дяди Хьюго. Там, несмотря на попытки тети Бетти создать атмосферу беззаботности, торжественный акцент на святости этого дня портил все удовольствие.
За чаем после трапезы они заговорили о нем и его жизни в университете. Полностью успокоившись, Рой рассказал о своих трудностях.
— Я не слишком хорошо владею ивритом, и это не на пользу делу, думаю. Но главным образом дело в израильских студентах. У них своя каста. И американцы замыкаются. Мои самые близкие друзья — арабы.
Сказано это было с вызовом, но отец перчатку не поднял. Напротив, тон его был веселым и сердечным.
— Это здорово, Рой. Я хочу, чтобы ты видел все стороны.
Странно, но Рой не испытывал благодарности. Он посмотрел на промолчавшего рабби.
— Мне кажется, рабби не согласен.
Рабби Смолл медленно покачал головой.
— Да, пожалуй, не согласен. Если бы возник спор между мной и моими соседями Розенами, а мой гость, недавно пришедший, встал бы на их сторону и предпочел их, думаю, что я имел бы право чувствовать себя обиженным.
— Должен сказать, рабби, что многие израильские студенты дружат с арабами.
— Рад слышать.
— А мне показалось, что как раз нет.
Рабби кивнул.
— Эта ссора — между ними, и хорошо, когда та или другая, или обе стороны делают шаги к примирению, так же, как если бы миссис Смолл пыталась помириться с миссис Розен. Но с гостем ситуация другая.
— Это старое мышление — моя сторона, ваша сторона. Это оно привело ко всем войнам и всему прочему. — Рой бросился в атаку. — Мое поколение так не думает. Нас не волнует, на чьей стороне мы родились. Какая сторона права, вот что важно. Посмотрите на наше отношение, я имею в виду отношение американцев моего поколения, к Вьетнаму. Ваше поколение говорит нам, что это враги, но мы отказываемся соглашаться. Мышление вашего поколения принесло нам войны, грязь, голод, болезни. Мое поколение все это меняет.
— Тут он попал в точку, рабби, — сказал Дэн. — Я думаю, что мы все испортили, а они пытаются все исправить.
— Нет, — энергично покачал головой рабби. — Это не наше поколение породило все, что неправильно в мире, а все поколения человечества. Те же самые поколения, которые в ответе и за все хорошее. Мы живем в мире, а не в райском саду. Старшее поколение тоже что-то исправляет, просто потому, что новое еще не набралось опыта. Пройдет по крайней мере дюжина лет, прежде чем твое поколение, Рой, получит шанс попробовать свои силы. И если это твое поколение преодолевает национальные границы, почему ты называешь израильских студентов в университете кастой? Они из твоего поколения. Кстати, почему арабы твоего поколения не пытаются установить мир в этой небольшой части мира, терроризируя вместо этого гражданское население? Большинство террористов из твоего поколения, ты знаешь это. Если бы наступил мир, они могли бы заняться бедностью и болезнями в собственных странах…
— Почему израильтяне не делают этого в своей стране?
— А они не делают?
— Что вы скажете о сефардах, которые живут в трущобах и не имеют шанса на достойную жизнь?
