— Во-вторых, надо найти квартиру, где мы будем собираться. Понимаешь, Таня, нам не нужно постоянных ушей. Да если что — у нас литературный кружок, потребуется — зарегистрируем его в городской управе. Но лучше обойтись без регистрации. И получается, квартира нам нужна, можно сказать, конспиративная.
Таня не отвечает, думает. Её молчание Григорий истолковывает по-своему:
— В конце концов, нам главное — начать.
— Первое занятие мы можем провести у нас, — говорит Таня. — Я договорюсь с родителями, они уйдут куда-нибудь. Но дальше... — Теперь она говорит быстро, торопясь. — Я, кажется, придумала! Меня Зина Зигайло недавно познакомила со своей подружкой, Соней Фукс. Она тоже работает на швейной фабрике, а живёт совершенно одна, квартира небольшая, две комнаты. На Ляховской улице. И Соня абсолютно наш человек! Я думаю, она согласится...
— Вот и отлично! — Григорий берёт девушку за плечи и легко кружит её вокруг себя. — Так и поступим. Первое занятие проведём в твоей квартире, потом ты меня познакомишь с Соней Фукс. Но для первого занятия надо как следует подготовиться. Вот что! Ты можешь зайти ко мне после гимназии?
— Могу... — И опять в голосе Татьяны Гурвич ожидание.
— Отлично! Тогда все подробности обсудим. А сейчас — пошли на мост!
— Пошли.,
...На железнодорожном мосту, который соединяет Брестский и Виленский вокзалы, никого нет. Они стоят рядом, молчат. Вечерние смутные дали тонут в клубящемся снегу, сквозь него пробиваются огни на стрелках — зелёные, красные, фиолетовые.
Издалека нарастает грохот — приближается поезд, и уже видны огни паровоза.
Письмо Татьяны Гурвич в Петербург старшей сестре Марии
«Минск, 18 марта 1912 года.
Дорогая Машенька!
Получила твоё письмо, в котором ты пишешь о студенческих волнениях в Императорском университете. Какая ты молодец — участвовала в студенческой демонстрации! Завидую.
Но и у нас интересных событий тьма. И главное из них — мы создали свой литературный кружок, можно сказать, почти подпольный. Да, да! Представь себе! И завтра будет первое занятие. Знаешь, где оно произойдёт? Никогда не догадаешься! У нас на квартире! Маман и папа я соблазнила пойти в театр, а наши братики-реалисты приглашены в гости к своему товарищу. Тут тоже проделана соответствующая работа.
Теперь я должна рассказать об одном человеке. Его зовут Григорий Каминский, он гимназист предпоследнего класса. Родители Гриши живут где-то в Польше, а он до окончания гимназии остался в Минске и сейчас живёт у своего дяди-сапожника. Их маленький дом почти напротив нашей квартиры. Представь себе! И по утрам я вижу, как он стремительно выходит из калитки, высокий, мужественный, обворожительный. Нет, нет, Маша, не подумай ничего такого! Мы — друзья. И товарищи по борьбе. Не скрою, Гриша мне нравится, но сейчас не время для всяких чувств, когда в России надвигается революционная буря. Как говорит наш Максим Горький? «Буря, скоро грянет буря!» Ох, скорей бы она грянула!
Так вот, сестричка, Григорий Каминский руководитель нашего литературного кружка, он и предложил его создать. И вчера вечером я была у него дома — он меня пригласил, и мы обсуждали первое занятие. Решили, оно будет посвящено разбору пьесы Островского «Гроза», и вступительный доклад сделает друг Гриши, Лёва Марголин, они учатся в одном классе. Сначала я не соглашалась: зачем «Гроза»? Ведь драматургию Островского мы изучаем в гимназии. К тому же у нас блестящий учитель словесности и истории, Нил Александрович Яблонский. Что мне о нём говорить? Ты ведь тоже у него училась. Но Григорий возразил: пьеса «Гроза» даёт возможность поговорить вообще о положении женщины в России, не только во времена Островского, но и сейчас. И доклад Лёвы Марголина называется «Женский мир в «Грозе» Островского».
Но я тебе хотела рассказать о своём визите к Григорию. Прихожу в назначенный час. На мой стук в дверь выбежала целая ватага ребятишек, шумная, горластая, потащили в мастерскую: «Мы знаем, — кричат, — тебя ждут!» Вхожу, маленькая комнатка, у печи на табурете сидит Гришин дядя. Очень у него смешные усы, как у Тараса Бульбы. Вбивает гвозди в каблук сапога, ловко у него получается. Только тут я заметила, что у дяди Гриши — его зовут Алексей Александрович — вместо левой ноги деревянная культяпка. Я невольно уставилась на неё. И тут же ужасно неловко стало. На помощь пришёл Гриша, он был тоже в комнате, поднялся мне навстречу, я увидела, что у него в руках толстая книга. Мы все трое поздоровались, Гриша одобряюще улыбнулся мне, сказал: «Вот, пока тебя ждал, читал дяде Ибсена». И мы заговорили о произведениях этого писателя. Оказалось, что Ибсен любимый автор Гриши, а доктор Штокман его любимый герой. Гриша сказал: «В литературе меня привлекают сильные, волевые характеры. Я у них учусь жить и бороться». И ещё он сказал об Ибсене: «Он пишет просто, ясно. А где простота, там и красота».
