— Нечто вроде миниатюрных акведуков, — пояснил домашним изобретатель. — В каждый дом вода подаётся тоже по жёлобу с задвижкой у крана. Отодвинул задвижку, набрал, сколько нужно, воды, опять задвинул. — Иван Николаевич посмотрел на жену. — И тебе, Лиза, не придётся тяжёлые ведра для стирки таскать с соседней улицы.
— Хорошо бы, Ваня, — вздыхала Елизавета Петровна и отводила взгляд в сторону.
— За патент, — убеждённо и яростно говорил Иван Николаевич, — нам, конечно, заплатят изрядную сумму, я сам с несколькими мастерами произведу всю работу, а потом, уверен, городская управа даст мне должность смотрителя водопровода. Возможно, понадобится ещё два работника...
Все расчёты, чертежи, а также суть самого предложения под названием «Водопровод Марголина и сыновей» (Иван Николаевич думал о будущем), изложенная на пяти страницах, были отвезены в городскую управу.
И — невероятное дело! — очень скоро пожаловала комиссия из пяти человек во главе с инженером Путейко Дормидонтом Ниловичем. Комиссию водил к колодцу у овражка старавшийся сдержать волнение Иван Николаевич, показывал, где, по его расчётам, проходит водоносный слой (надо сказать, расположение редких колодцев это подтверждало), отвечал на вопросы, давал разъяснения, толковал чертежи.
— А как же зимой? — спросил один из членов комиссии. — Замёрзнет?
— Водопровод будет закрываться на два зимних месяца, — ответил Иван Николаевич. — Декабрь и январь. Но и при температуре минус десять гарантирую бесперебойную подачу воды. Вот расчёты...
Итог, к которому пришла комиссия, подвёл Дормидонт Нилович Путейко:
— Гениально, батенька! — сказал он, почёсывая пальцем с длинным ногтем в седом баке. — Не нахожу слов восторга. Нет, господа, не иссякла талантами земля российская! Доложим генерал-губернатору, обсудим. Думаю, результат будет положительный.
Комиссия отбыла, а Иван Николаевич, все его чада и домочадцы возликовали: наконец-то!
— Ну, Лиза, каково? — только и смог промолвить глава семейства.
Официальный ответ пришёл через месяц. На голубоватой гербовой бумаге с императорским двуглавым орлом наверху и грифом городской управы Минска чётким канцелярским почерком было написано: «Уважаемый господин Марголин! Ваш проект деревянного водопровода для семи улиц г. Минска не может быть принят к исполнению. По двум причинам. Во-первых, дерево супротив железа это что день супротив веку. Во-вторых, властями разрабатывается прожект снабжения водой посредством водопровода всего Минска сроком осуществления оного за двадцать пять — тридцать лет, то есть примерно к 1930 году». Стояло несколько подписей. Среди них росчерка Дормидонта Ниловича Путейко не было.
Иван Николаевич несколько дней пролежал на кровати, отвернувшись к стене, и ни с кем не разговаривал.
Свидетелем ещё одного «прожекта» Марголина-старшего был Гриша Каминский.
Однажды, придя к Лёве (они договорились вместе учить уроки) и открыв дверь в переднюю, Гриша чуть не задохнулся: навстречу ему дохнуло таким зловонием, что он в ужасе отпрянул. Вторая дверь, ведущая в комнату, где обычно Елизавета Петровна стирала бельё, была приоткрыта, там что-то клокотало и булькало, оттуда валил желтоватый пар и слышались голоса родителей Лёвы.
Сам Лёва появился в передней и увлёк друга в другую комнату. Здесь сосредоточились все дети Марголиных во главе с бабушкой, пластом лежавшей на кровати и иногда произносившей тихо, ни к кому конкретно не обращаясь: «Совсем замучил ревматизм окаянный. Уж помереть бы...».
— Что у вас происходит? — закашлявшись, спросил Гриша.
— Папа изобрёл рецепт самого дешёвого в мире мыла, — сказал Лёва. — В той комнате оборудована мыловарня. Будем торговать мылом...
— А отчего так воняет? — не выдержал Гриша.
— Не знаю...
За ужином, на который, как всегда, был приглашён Гриша, изобретатель самого дешёвого в мире мыла, азартно хрустя огурцом и победно сверкая глазами, объяснил:
— Надо кое-что изменить в рецептуре, в дозировке. И я уже знаю что. Завтра же опробуем. Тогда и с запахом будет всё в порядке. Главное в нашем мыле — долгий срок употребления, думаю, раза в три против самых лучших экземпляров, даже французских. — Иван Николаевич лукаво взглянул на жену. — Как мы назовём наше мыло? Я предлагаю «Лиза»!
