Аня тут же отбросила эту мысль, упрямо тряхнув головой. Другого выхода у нее не было, он сам навлек это на себя. Она повернула голову и через плечо сказала:
– Илайджа, разведи, пожалуйста, огонь. А потом пойди в дом и помоги Денизе и ее сыну принести сюда простыни и одеяла, надо стелить постель, и воду, которую следует подогреть. Самсон, я думаю, что его побег сейчас маловероятен, но все же не мешало бы надеть на него кандалы.
– Вы правы, мамзель, – ответил негр и занялся кандалами и цепью, которые лежали на полу. Аня тем временем продолжала:
– После этого, я думаю, будет лучше, если вы немного отдохнете, возьмете лошадей из конюшни и вернетесь в Новый Орлеан. Большинство мужчин в подобной ситуации чувствуют огромное желание отомстить тем, кто поступил с ними подобным образом. Возможно, мсье Дюральд и не принадлежит к этому большинству, но я предпочитаю не испытывать судьбу.
– А как же вы, мамзель? Если бы он рассердился даже на нас, го на вас он рассердился бы гораздо сильнее.
– Я – женщина, он – джентльмен. Что он сможет сделать?
Самсон посмотрел на нее внимательным долгим взглядом. Аня отвела глаза и посмотрела поверх плеча негра, чувствуя, как ее щеки краснеют.
– Я буду держаться в стороне, как только он придет в себя, можешь быть в этом уверен. Но ты же понимаешь, что я не могу оставить его до тех пор, пока он не придет в сознание. Я отвечаю за него. Если он не очнется до обеда, придется послать за врачом.
– Как вы собираетесь сделать это?
Она махнула рукой.
– Не знаю. Скажу, что мсье Дюральда нашли на обочине дороги или что он упал, осматривая машины в сарае. Что-нибудь придумаю.
– А когда Дюральд придет в себя?
– Тогда я оставлю его в этой комнате одного, потом пошлю кого-нибудь, наверное, сына Денизы Марселя, чтобы освободили его завтра ближе к полудню, когда время дуэли уже будет позади.
– Вы должны быть осторожной. Он джентльмен, это так, и все же не совсем.
– Какой же ты сноб, – сказала она с улыбкой в глазах.
– Но вы же понимаете, о чем я говорю?
Она посерьезнела.
– Да, понимаю. Я буду осторожна.
Позднее, после того как братья ушли и вода была принесена и нагрета, рана на затылке Равеля промыта, аккуратно зашита и снова забинтована, Аня отослала помогавших ей экономку и ее сына и села на стул рядом с кроватью Равеля.
Время шло. Небо было затянуто тучами и снова обещало дождь, но все же становилось светлее, и вскоре лампа была уже не нужна. Аня поднялась, задула ее и поставила на столик у камина. Возвращаясь на свое место рядом с кроватью, она заметила, что у Равеля на шее и в волосах все еще оставалась запекшаяся кровь. Это выглядело неприятно и, возможно, доставляло ему неудобство. Чтобы заняться чем-то, она принесла в тазике воды и салфетку и, присев на краешек кровати, стала нежными аккуратными движениями вытирать засохшую кровь. Аня сказала себе, что то же самое она сделала бы и для раненого животного. В ее желании дать возможность врагу почувствовать облегчение не было ничего предосудительного.
Его загорелая кожа сохраняла какой-то оливковый оттенок – наследие его испанского и французе кого происхождения. Вытирая кровь, она задумалась о других особенностях его наследственности. La famille, семья, честь семьи, чистота крови имели огромное значение для большинства креольских женщин старшего поколения. Многие из них гордились своим происхождением от шестидесяти filles a la cassette, «девушек с сундучками», привезших с собой в Луизиану приданое в небольших сундучках, подаренное им Индийской компанией. Большинство из них были сиротами из хороших семей, тщательно отобранными в качестве невест для первых колонистов. Их репутация верных жен и преданных матерей, их благочестивость и милосердие вызывали всеобщее уважение.
Но перед filles a la cassette в колонии прибыли женщины и девушки из тюрем и исправительных учреждений Франции, которых насильно отправляли в Луизиану, чтобы воспрепятствовать набегам мужчин на окрестные леса в поисках индейских женщин. Они с самого начала доставляли одни лишь хлопоты и неприятности, были ленивыми, сварливыми, жадными, часто вели себя аморально и помышляли только о возвращении во Францию. Жители Луизианы говорили в шутку, что «девушки с сундучками» были чрезвычайно плодовиты и положили начало многочисленным семействам, а большинство женщин, присланных из тюрем, были, вероятно, бесплодны: очень немногие в Луизиане вели свою родословную от них.
