— Кто-то назвал это место Мысом французских писем — ну, ты знаешь, что так раньше назывались презервативы, а их там использовали в большом количестве. Постепенно «французские письма» превратились во «фраппе» — так появилось название.
— Понятно, — заключила Джекка. — Значит, я должна называть этот мыс Стерлинг-Пойнтом в беседах со всеми, кому за тридцать.
— Совершенно верно.
— Дай посмотреть, что ты рисуешь, — попросила Джекка и взяла альбом подруги.
Страстью Ким были драгоценности, и она обожала естественные формы. Собственно, это и объединило студенток в колледже. Не важно, о чем заходила речь, — о драгоценностях, картинах или скульптуре, — они предпочитали воспроизводить то, что видят в природе.
— Мне нравится, — сказала Джекка, разглядывая наброски колье в форме веточек. Они словно обнимали женскую шею. — Ты добавишь драгоценные камни?
— Я не могу себе позволить камни. Мне и серебро вряд ли по карману.
— Могу попросить папу, чтобы он прислал несколько стальных подшипников.
Ким рассмеялась.
— Лучше расскажи, как это он отпустил тебя ко мне? И еще, поподробнее, — о тебе и мужчинах, желательно о тех, на которых из одежды надеты только пояса для инструментов.
— С радостью, но сначала ты расскажешь мне о Риде, Лауре и скверном мальчишке-пасторе.
Ким застонала.
— Только не упоминай об этом, если Рид окажется поблизости. И не шути.
Улыбка исчезла с лица Джекки.
— Все так плохо?
— Хуже, чем ты можешь себе представить. Рид действительно без памяти любил эту маленькую шлюшку и…
— Ты всегда придерживалась именно такого мнения о ней?
Ким снова посмотрела на дверь.
— По правде говоря, мое мнение было еще хуже. Я считала ее обыкновенной… заурядной.
Родившись талантливыми, Джекка и Ким были благодарны судьбе, но никогда не сказали бы во всеуслышание, что немного презирают людей, которые не умеют творить.
— Насколько обыкновенной? — спросила Джекка.
— Абсолютно. Она никогда не сделала ничего, отличающегося от того, что делают все. То, как она одевалась, о чем говорила, что готовила — все это было безвкусным… унылым. Я никогда не могла понять, что Рид в ней нашел.
— Она хорошенькая?
— Да, но ничего выдающегося. Понимаешь, она такая, как все.
— Может быть, по этой причине она и ушла от твоего брата? Возможно, чувствовала себя неуверенно рядом с Ридом, — предположила Джекка. — Я видела его лишь однажды, но, насколько помню, он весьма недурен собой. И вероятнее всего, умен, иначе не смог бы учиться в медицинской школе.
Взгляд Ким стал тяжелым.
— Ты приехала ко мне или к моему внезапно ставшему свободным брату?
— Я узнала, что он свободен, только час назад. Но теперь намерена этим воспользоваться.
Ким хотела что-то сказать, но увидела, что в палату входит ее мать.
— Считай, что получила мое благословение, — прошептала она и пожала руку подруги.
С благословением или без него, но в течение следующих дней Джекка обнаружила, что не может привлечь внимание Рида. Он был даже красивее, чем ей помнилось, к тому же в свои двадцать шесть лет был близок к тому, чтобы стать настоящим доктором.
Джекка старалась изо всех сил, но он ее не замечал. Она носила очень короткие шорты, обнажавшие стройные ноги, и открытые маечки, демонстрировавшие красивую грудь. Но Рид на Джекку не смотрел. По правде говоря, он не смотрел ни на кого. Он просто бродил по дому в старых джинсах и свитере, иногда сидел, уставившись в телевизор, но чаще его невидящий взгляд был устремлен в стену. Создавалось впечатление, что его тело оставалось живым, а душа умерла.
Пару раз Ким ловила на себе задумчивый взгляд матери Ким и Рида. Похоже, женщина поняла, что Джекка пытается привлечь внимание ее сына. Судя по всему, она это одобряла, поскольку была очень добра к гостье. Она даже устроила в ее честь вечеринку и пригласила много гостей, в основном неженатых мужчин. Многие заинтересовались Джеккой, но та ничем не поощряла их. Ее мысли были заняты Ридом.
Три дня она из кожи вон лезла, чтобы привлечь внимание Рида, но наконец сдалась. Он не заинтересовался ею, и похоже, с этим ничего нельзя было поделать. И она перестала одеваться так, словно ищет работу стриптизерши.
