— Ты хочешь сказать, зачем так себя ограничивать? Согласен. Но Рид чертовски упрям — весь в мать.
— Ким тоже, — улыбнулась Джекка.
— О да. Если мои дети что-то решили, переубедить их совершенно невозможно.
— Судя по всему, Лаура изменила Рида?
Мистер Олдридж тяжело вздохнул.
— Собственно говоря, она изменила не характер моего мальчика, а всю его жизнь. Он собирался после завершения учебы вернуться сюда и обзавестись практикой. И честно говоря, не знаю, как он теперь поступит.
Джекка видела Рида Олдриджа лишь однажды, когда Ким въехала в студенческое общежитие, но хорошо его запомнила. Великолепно сложенный роскошный красавчик, эдакий лакомый кусочек. В последнее время всякий раз, когда Ким заговаривала о брате, Джекка слушала с напряженным вниманием.
— Они поссорились? — спросила она, благоразумно воздержавшись от вопроса, доступен ли он для общения с другими девушками, например, с ней.
— Насколько я знаю, нет. Лаура просто его бросила, в один прекрасный день заявив, что между ними все кончено и она полюбила другого.
— Бедный Рид. Надеюсь, она не выбрала новым объектом своего внимания жителя вашего небольшого городка, и Риду не придется часто видеть их вместе.
Мистер Олдридж на секунду отвлекся от дороги и покосился на свою собеседницу.
— Она не настолько деликатна. Лаура увлеклась новым пастором баптистской церкви Эдилина. Если мой сын когда-нибудь пойдет в церковь — а он клянется, что ноги его там не будет, — ему придется слушать проповеди мужчины, укравшего у него невесту.
— Мне так жаль! — с чувством воскликнула Джекка, хотя внутренне ликовала. Красавчик с разбитым сердцем, нуждающийся в утешении! Поездка к подруге становилась с каждой минутой все более интересной.
Приехав в Эдилин, Джекка выразила должное восхищение, которого от нее ждали, симпатичным, аккуратным городком. Исторические здания были отреставрированы и превосходно сочетались друг с другом. Город казался удивительно гармоничным, ни одна деталь не выбивалась из общего ряда, не казалась чужеродной. Современные конструкции из стекла и стали в Эдилине были под запретом.
Как будущий художник, Джекка не могла этого не оценить, но она всю жизнь стремилась вырваться из крохотного городка в Нью-Джерси, в котором выросла, и трудилась ради этого не покладая рук. Поэтому искреннее восхищение у нее вызывали только большие города, такие как Нью-Йорк.
Что касается Рида, он собирался стать врачом, а значит, мог бы работать где угодно. К тому же теперь его связь с Эдилином была разорвана. Джекка представила, как они вдвоем живут в Париже: он — известный кардиохирург, она — художница, перед которой благоговеют французы; они часто приезжают в Эдилин, чтобы навестить Ким.
Машина остановилась перед домом Олдриджей, и Джекка спросила:
— Когда я смогу увидеть Ким?
— В любое время. Жена уже в больнице, и я поеду туда же, как только выгружу твои вещи. Можешь поехать со мной, если хочешь.
— Очень хочу.
Они проехали десять миль от дома Олдриджей до больницы в Вильямсбурге. Увидев Ким, сидящую в постели с альбомом в руках, Джекка с облегчением рассмеялась.
— Похоже, с тобой все в порядке, отдыхаешь.
Родители Ким вышли из палаты, дав возможность подругам поговорить.
Как только они остались наедине, Джекка спросила:
— Я сказала твоему отцу, что хочу порисовать на Фраппе-Пойнт, и он едва не лишился чувств. Почему?
— Ты не сделала этого!
— Сделала, — сказала Джекка. — Так что колись!
— Я же говорила, что нельзя упоминать это название в присутствии жителей Эдилина.
— Ничего подобного ты не говорила.
— Ну, может, и не говорила. — Ким покосилась на дверь и понизила голос: — Это своего рода местный бордель, то есть не совсем бордель, а место, куда приходят потрахаться. И так продолжается уже много десятилетий.
— Десятилетий? — недоверчиво переспросила Джекка.
— После Первой мировой войны — это точно. А она закончилась в…
— В 1918 году, — быстро сказала Джекка. — И прошу, не напоминай мне о той войне — ведь именно тогда был открыт магазин «Скобяные товары» Лейтонов. А если я еще раз услышу о том, что у нас, Лейтонов, есть традиции, которые мы обязаны поддерживать… Ладно, так что там с войной?