— Миссис Уингейт утверждает, что это была ванная хозяина, — сказала Ким. — Думаю, старый мистер Уингейт здесь брился.
— Раковина достаточно большая, чтобы можно было мыть кисти, — заметила Джекка. Все остальное не имело для нее значения. — А где комнаты самой миссис Уингейт?
— Наверху. В ее распоряжении весь третий этаж. Я там никогда не была.
Подруги распаковали пакеты и чемоданы и разложили вещи по местам. Каждый предмет одежды, прежде чем занять место в шкафу, был рассмотрен самым тщательным образом. Ким интересовало, где Джекка купила вещи и как переделывала. Джекка любила покупать винтажную одежду и слегка ее перешивать. Она убирала кружева и оборки, добавляла кант на рукава и вносила некоторые другие небольшие, но заметные изменения, придававшие ее вещам неповторимый стиль и индивидуальность. Ей не нравилось видеть на других женщинах такую же одежду, какую носила сама.
Наконец очередь дошла до коробок с предметами для рисования. Ким знала, что там должны быть последние рисунки Джекки, и не ошиблась.
— В Нью-Йорке у меня нет возможности уделять много времени живописи, — вздохнула Джекка, показывая свои работы.
Ким рассматривала их глазами профессионала. Будучи истинным художником, она могла оценить их должным образом. Она отметила, что Джекка смело экспериментирует с цветом, научилась передавать игру света и схватывать мельчайшие детали изображаемого предмета.
— Прекрасно, — в конце концов заключила она. — Мне кажется, ты сделала большие успехи. Твои работы стали намного лучше. То есть я хотела сказать, что они всегда были прекрасными, но теперь…
— Я все понимаю, — перебила ее Джекка, и в ее глазах появилась печаль.
Также как Ким и Софи, Джекка, окончив художественную школу, думала, что входит в мир, который станет платить за ее творчество.
Ким вернулась в Эдилин и несколько лет продавала свои работы только местным жителям. Ситуация изменилась, когда ее украшения были выставлены в магазине Вильямсбурга. Они быстро разошлись, стали поступать новые заказы. Пару лет назад Ким открыла розничный магазин в Эдилине и начала продавать свои изделия через Интернет. Теперь у нее было четыре сотрудницы и дела шли вполне успешно.
У Джекки все было не так гладко. В течение трех лет после окончания художественной школы она работала по вечерам официанткой, а днем ходила со своими работами по нью-йоркским галереям. Однако все усилия оказались напрасными. Никого ее акварели не интересовали.
— Слишком банально, — говорили ей. — Джорджия О'Киф против Гейнсборо. — Таков был самый неприятный вердикт. Его вынес владелец крупной нью-йоркской галереи — отвратительный тип.
Эти годы были самыми трудными в жизни Джекки, и Ким всеми силами старалась ее поддержать. Только художник мог понять, как сильно страдает Джекка. В своих картинах она изливала себя, свое видение мира, свою жизнь. Отвергая ее картины, галерейщики отвергали ее как творческую личность.
За это время Ким дважды летала в Нью-Йорк, чтобы побыть с Джеккой. Она жила в крошечной квартирке подруги и часами выслушивала рассказы о ее злоключениях. Однажды у Джекки была назначена вечерняя встреча в одной из галерей, и Ким вышла вместо нее на работу в ресторане. Джекка не сумела убедить галерейщика купить ее работы, зато Ким, подавая клиентам ужин, продала ожерелье, серьги и два кольца собственной работы, которые были на ней. Впоследствии понадобилось два часа и четыре «Маргариты», чтобы Джекка сумела посмеяться над собственными проблемами. Теперь это было их любимое общее воспоминание.
Галерея Андреа Малькольм открылась за полгода до того, как туда пришла Джекка. Заносчивый маленький человечек, управлявший галереей, заставил ее прождать полтора часа, прежде чем соизволил взглянуть на ее акварели.
Ожидая, она спокойно сидела на стуле у стены и наблюдала за происходящим. За это время в галерею приходили разные художники. Два новичка, принесшие свои работы, прежде всего вручили надменному галерейщику по стодолларовой купюре. А когда другой художник пришел получить деньги за проданные работы, оказалось, что управляющий берет огромные комиссионные — сорок пять процентов!
