— Может, и так. Ты не обязан доверять ему, — сказал Николау. — Я только прошу не сообщать другим эти твои мысли. Этот слух тут же разойдется по всему городу. А я искренне полагаю, что ты ошибаешься в Аструхе.
Марти, не отвечая, поднял свою чашу с вином и уставился в нее.
— Уже говорил, да? — сказал в раздражении Николау. — Говорил об этом с каждым встречным, не только со мной. Иногда ты бываешь сущим глупцом. Задумываешься ты, хоть на секунду, перед тем как что-то сказать?
— Боюсь, нечасто, — ответил Марти, виновато улыбаясь.
Во второй половине того жаркого дня таверна Родриге начала затихать. Мальчик-слуга собирал тарелки и чаши, большинство посетителей допили вино и жаловались друг другу на свою работу, налоги и дороговизну. Матушка Родриге ходила с кувшином по залу, подливая вина самым заядлым пьяницам. Родриге окинул зал наметанным взглядом и скрылся, предоставив жене заниматься засидевшимися посетителями.
Баптиста сидел один, уставясь в чашу с вином. Время от времени поднимал голову, прислушивался к жалующимся посетителям, а потом снова принимался смотреть в чашу.
Проходя по залу, жена Родриге остановилась у столика Баптисты.
— Чего ты там ищешь? — спросила она.
— Ответов, — признался Баптиста. — Признаюсь, я все больше и больше недоумеваю.
— Из-за чего?
— Послушай, Ана, моя умная красавица. Если ты войдешь в кухню, готовясь стряпать вкусное блюдо из бычьих хвостов, и увидишь, что на плите тушится баранья шея, ты не удивишься?
— Я бы задумалась, кто из этих ленивых олухов заходил в кухню, — ответила она. — Да, удивлюсь.
— Так вот, любовь моя, — негромко сказал Баптиста, — в моей кухне кто-то повозился. Я бы хотел знать, кто.
— Никаких ответов не нашел?
— Пока что нет, — ответил он. — Только возникло еще несколько вопросов.
— О чем? — спросила она и села напротив него, чем вызвала переполох среди своих посетителей. — Помимо бычьих хвостов и бараньей шеи.
— О покойнике возле собора.
— О том, которого убил священный Грааль? Считается, что случилось именно это.
Баптиста покачал головой.
— Грааль не может убить человека таким образом.
— А кто ты такой, — спросила Ана с прежней грубостью, — чтобы знать, может или нет? Священник?
— Кто, я? — ответил Баптиста. — Похож я на священника?
Она откинулась назад и оценивающе оглядела его.
— Не все священники выглядят одинаково, — сказала она и засмеялась. — Я повидала здесь многих священников.
— Скажем так, что, не будучи священником, я знаю, что если он держал чашу в руках, она бы его не убила. И я знаю, что в руках он ее не держал.
— Откуда знаешь?
— Я обычный человек, сеньора, но смогу распознать разницу между морковью и гранатом, хотя они оба красные, — Баптиста доверительно подался вперед. — Тут просто здравый смысл. Что мог делать этот человек с таким священным сосудом?
— Тогда чего ты беспокоишься?
— Беспокоюсь? — спросил он. — Да, пожалуй.
Он пристально посмотрел ей в лицо и положил ладонь на ее руку, словно удерживая ее.
— Ана, ты странная женщина.
— Не более странная, чем большинство, — ответила она, не убирая руки.
— Откуда у меня такое сильное желание сказать тебе, в чем дело — что меня беспокоит? Помогла бы ты мне, если б я попросил?
— Наверное, — ответила Ана. Задумалась на несколько секунд. — Да, помогла бы.
Баптиста встал и поманил ее.
— Хочу показать тебе кое-что — пошли ко мне в спальню.
— Оно там? — саркастически спросила она. — Интересно, что это может быть?
— Господи, Ана, я совершенно серьезно.
— Если я оставлю этот сброд больше, чем на минуту, они меня дочиста ограбят, — сказала жена Родриге.
— Клянусь, это не займет больше минуты, — сказал Баптиста.
