«Может быть, мы и покинем этот Мир!.. – Неожиданно вмешался в разговор обычно молчаливый Варяг. – Но не раньше, чем я увижу Разрушителя и не получу подтверждение, что это именно он!!»
«Довольно!!! – Короткая, словно потайной кинжал, мысль Вершителя мгновенно оборвала разгорающийся яростью спор. – Я уже сказал, что мы не будем обсуждать эту тему. Я хочу, чтобы члены совета в течение суток обдумали все, что им стало известно, и приняли решение. Каждый будет решать за себя и не будет навязывать своего решения другим! И каждый поступит согласно принятому решению! Совет окончен, прощайте!!»
В зале наступила тишина – ни мысли, ни звука не таилось в его полумраке. Однако еще целую минуту все сидели неподвижно, словно ожидая еще чего-то – мысли, звука, отблеска света… А затем один из членов совета медленно поднялся со своего кресла и, чуть сгорбившись, направился к выходу.
«Остин… – Узнал Ратмир своего бывшего наставника. – Похоже, ему не надо ни о чем думать, он уже все обдумал и принял решение… Он поступит в соответствии с этим решением!»
Вслед за Остином поднялись еще двое. Эти двинулись несколько торопливо, так будто им было неприятно оставаться в зале, будто они боялись, что внезапно вспыхнет свет, и остальные увидят выражение их лиц. А затем поднялись и все остальные, только Ратмир и Вершитель еще оставались на своих местах.
Через минуту зал опустел.
Ратмир смотрел на неподвижную сгорбленную фигуру Кануга и думал о том, какая неимоверная тяжесть лежит на плечах этого человека, давно перешагнувшего расцвет своих сил. Прошло две-три минуты, а Вершитель оставался неподвижным. Тогда Ратмир поднялся со своего места и, вопреки всем существовавшим правилам и обычаям, подошел к главе Совета посвященных.
– Вершитель, – проговорил он одними губами, словно не желая потревожить царившей в зале тишины. – Не позволяй себе слабости, ты нужен этому Миру, ты можешь спасти его!
Кануг поднял опущенную голову и посмотрел в лицо волку. Глаза его были мутными, белки их покрыты крошечными ярко-красными прожилками. Разлепив запекшиеся губы, Вершитель едва слышно проговорил:
– Уходи, волк!.. Уходи!..
Ратмир кивнул и, повернувшись, медленно направился к выходу. У самого порога его настиг трудный хрипловатый шепот:
– Может быть, тебе это будет по силам!..
Ратмир не повернулся, не задержался в дверях, вообще никак не показал, что слышал последние слова Вершителя. Он шагнул за порог малого зала Совета и чуть прижмурился от света четырех светильников, расположенных по углам небольшой прихожей. У выхода неподвижно застыли две фигуры стражей Совета, и Ратмир прошел мимо них, а затем оглянулся на застывшие в неподвижности караула лица. Они выражали только некую внутреннюю сосредоточенность, оставляя все остальные эмоции тем, кто мог себе их позволить.
«Как они неестественны!.. – С неожиданным раздражением подумал трижды посвященный. – Ведь им, наверняка, наскучила их служба. Они уже все видели, все в ней знают, и этот их караул просто не может заставить их отрешиться от всего окружающего, захватить все их внимание. Значит, они притворяются?! Зачем?! Чтобы не получить выговор своего командира за…»
И тут ему в голову пришла совсем другая мысль:
«А я сам?! Почему я сам постоянно подавляю свои эмоции?! Почему я боюсь их показать, почему стараюсь выглядеть серьезным и многозначительным, хотя зачастую, внутренне не ощущаю себя таковым?!»
Он повернулся и медленно пошел в темноту ночного парка – до Звездной башни было недалеко, и он рад был немного развеяться. А в голове у него продолжали крутиться ненужные, неупорядоченные мысли.
«Почему мы, многоликие, так неискренни?.. Почему мы хотим казаться серьезными, когда нам весело, почему мы сочувственно огорчаемся чужой неудаче, чужому горю, хотя на самом деле никакого сочувствия в нас нет! Мы даже можем радоваться этому чужому горю! Радоваться чужому горю!! Может быть, мы настолько привыкли быть перевертышами, настолько легко менять обличье, что, даже не поворачиваясь к Миру другой гранью, стараемся если не быть, то хотя бы казаться другими?! Стремление к выгоде прятать под здравым смыслом, зависть под дружеским участием, незнание под глубокомысленым молчанием или многословными рассуждениями на общие темы. Почему мы хотим выглядеть достойными, а не быть таковыми?!»
