— Ну шо, Костя? — спросил он следователя. — С чего вдруг старика вспомнил?
— Есть дело, — неопределённо ответствовал тот.
— Дела, Костя, у прокурора, — резонно заметил Николай Павлович.
— А я кто… — напомнил Костанов.
— Как твой Мишанька? — перевёл Николай Павлович беседу на другие рельсы. — Давно не заходит. В нардишки бы перекинулись.
— Может, лучше в шахматы? — неуверенно предложил Костя.
— В шахматы он шпилит без левых, — сообщил Николай Павлович. — Мне с ним ловить нечего. Мозговитый пацан.
— Дядя Коля! — недовольно сдвинул брови следак. — Вы хоть при нём-то не ботаете на своей фене?
— Костя, я тебя умоляю! Мы ж с тобой интеллигентные люди. По крайней мере, я.
Николай Павлович хохотнул. В уголовном сообществе он действительно проходил по интеллигентной линии — с двенадцати лет бегал по карманам. Замели его впервые в 53-м, аккурат когда преставился Усач, как звали в народе Сталина. Ещё называли Гуталинщик (отец вождя был сапожником) или даже Тараканище. Многие лагерники на полном серьёзе считали, что сказку про рыжего и усатого таракана, который напугал и подчинил себе всех зверей, Чуковский написал про Иосифа Виссарионыча. На самом же деле Корней Иванович настрочил своё «Ехали медведи» без задней мысли задолго до того, как Гуталинщик стал грозным правителем Страны Советов. Отец народов сказку любил и не раз декламировал своим приближённым — чтобы помнили…
В 1953-м Коля Ермишин отделался лёгким испугом: по случаю смерти рыжего таракана срок мальчугану не отмерили, только пальцем погрозили. Но вскоре неугомонный пацан всё равно залетел на «бессрочку», как называли колонию для малолетних преступников. И понеслась судьба по кочкам. Несколько раз пытался бросить гнилое дело, да охота пуще неволи. Так и изучал географию по зонам.
Жил Ермишин когда-то в одном дворе с Костановыми. Помнил Костиного деда — Григория Константиновича. Приятельствовал с отцом нынешнего следователя, Константином Григорьевичем. Между отсидками возился с маленьким Костенькой. Затем — с юным Костиком. Потом рассказывал тюремные байки молодому студенту Константину. Дядю Гришу провожал в последний путь лично, ещё мальцом. А вот Костиного отца не довелось: Ермишин, в уголовных кругах уже Коля Тайга — валил тогда лес на далёком Севере.
В конце концов жизнь снова пересекла дороги Кости Костанова и Николая Ермишина. Молодому «следаку» на стол легло дело о тройном убийстве, в котором фигурировал Коля Тайга. Костя сумел доказать невиновность бывшего соседа. А затем пристроил его на работу в автопарке.
Между делом Николай Павлович стал захаживать в городской шахматный клуб: на зоне он оттачивал своё мастерство в компании опытных игроков и вообще имел к этому делу природную склонность. Сильных шахматистов в арестантском сообществе ценят. Ещё бы: «шпилят» здесь в основном «под интерес». Даже в карцере любимым занятием Тайги была либо игра с самим собой, либо решение шахматных этюдов. Тем паче слепить фигурки из хлебного мякиша — не проблема. У сидельцев этот народный промысел развит со времён царской «крытки».
На воле Ермишин вскоре стал одним из сильнейших шахматистов города. Потом «взял» областной турнир. Затем отличился на всероссийском. Кончилось тем, что в клубе ему доверили обучать индийским премудростям подрастающее поколение. Работа не прибыльная, но Тайга на этот счёт не особо переживал. Когда появлялась нужда, шёл в бильярдную или в парк на скамейки, где в шахматы, нарды и шашки народ резался на деньги. Заработок стабильный и верный.
— Тепло, Костя, — прищурился Николай Павлович, как сытый кот, и расплылся в довольной улыбке, отчего сухое лицо его потрескалось крупными и мелкими морщинами. — В этом году апрель, как никогда.
— А в Москве дубняк, — сообщил следак. — И слякоть.
— Вот и славно, — рот дяди Коли ещё более растёкся к ушам. — Не люблю я их, московских… Ну, излагай свою печаль.
Костя изложил печаль насчёт кекса и левого чириканья. Ермишин не раз выручал его. Не только растолковывал непонятные блатные словечки, но и давал дельные советы, консультировал о делах в криминальных кругах Паханска. Хотя Тайга уже давно отошёл от промыслов уголовных, но добрые связи в этом мире всегда поддерживал. «Бывших жуликов не бывает», — философски говаривал он.
