— Отдать младшему братику или младшей сестренке.
— Нет у нее ни братика, ни сестренки.
— А вдруг через год появится? (смешок).
— Не надо шутить с этим, — похоронным тоном произнес субчик. — Ее бедная мамочка умерла.
— О, мои извинения!
Зази с удивлением и даже с интересом глянула на сатира, но оценку этого побочного обстоятельства решила отложить на потом. Внутри она вся трепетала и, не в силах более сдерживаться, спросила:
— Мой размер есть?
— Само собой, мадзель, — с галантностью придворного ответил барахольщик.
— А почем?
Вопрос этот задала опять же Зази. Автоматически. Потому что была бережливой, но отнюдь не скупой. Продавец сказал почем. Субчик кивнул. Как видно, он не счел цену завышенной. По крайней мере, так, судя по его реакции, сочла Зази.
— А примерить можно?
Торгован даже задохнулся: что она себе воображает, эта кривоссышка? Что она к Дристиану Киору пришла? Он лучезарно улыбнулся во всю пасть и сказал:
— Да стоит ли? Вы только посмотрите.
Он развернул штанцы и поднял их перед Зази. Она скорчила гримасу. Ей хотелось бы примерить.
— А вдруг велики будут? — сказала она.
— Да в самый раз! Они вам будут как раз по щиколотки, и обратите внимание, какие они узенькие, как будто на вас сшиты, мадмуазель, хоть вы, позвольте уж вам сказать откровенно, такая стройняшечка.
У Зази пересохло в горле. Блуджинсы. Да еще такие. Теперь пройтись в них по Парижу. Вот это был бы класс.
На лице у субчика вдруг появилось задумчивое выражение. Словно он перестал обращать внимание на происходящее вокруг.
Продавец продолжал наступление.
— Вы не пожалеете, — уговаривал он, — им же практически сносу не будет.
— Я вам, кажется, уже сказал, что мне плевать на то, что им нет сносу, — рассеянно бросил субчик.
— Но это же очень важно, — настаивал торгован.
— Кстати, — неожиданно поинтересовался субчик, — если я не заблуждаюсь и правильно понял, вы сказали, что эти блуджинсы из остатков американской армии?
— Natürlich, — подтвердил барахольщик.
— Тогда вы, может быть, разъясните мне маленькое недоумение: были ли у американцев в армии девочки?
— Все у них было, — не позволив сбить себя с толку, отвечал торговец.
Но субчика ответ, похоже, не убедил.
— Надо ж понимать, — продолжал продавец, не желавший, чтобы сделка сорвалась из-за какой-то там всемирной истории, — чтобы вести войну, нужно все и еще многое.
— А это почем? — поинтересовался субчик.
Он имел в виду очки от солнца, каковые и водрузил себе на нос.
— А это премия, которую у нас получают все покупатели блуджинсов, — сообщил барахольщик, почувствовавший, что дело слажено.
Но вот Зази не была так уверена в этом. Купит он их или нет? Чего он тянет? Чего думает? И вообще чего он хочет? Нет, это явно грязный тип, не какой-нибудь там беззащитный страдатель, а самый настоящий грязный, растленный тип. Надо быть начеку, начеку, ой, начеку. Так что он решает с блуджинсами?...
Ну наконец-то свершилось. Он платит. Покупка завернута, и субчик сует пакет под мышку — себе под мышку. Зази взвыла в душе. Значит, еще не конец?
— А сейчас, — объявил субчик, — пойдем заморим червячка.
Уверенный в себе, он шел впереди. Зази семенила следом, косясь на пакет. Дошли до кафе-ресторана. Сели за столик. Субчик положил пакет на стул вне пределов досягаемости Зази.
— Чего будешь есть? — спросил субчик. — Мидии или жареный картофель?
— И то, и то, — отвечала Зази, чувствуя, что сейчас лопнет от злости.
— Принесите ей мидии, — невозмутимо заказал подавальщице субчик. — А мне стаканчик мюскаде с двумя кусочками сахара.
В ожидании пропитания оба молчали как вкопанные. Субчик невозмутимо покуривал. Когда принесли мидий, Зази набросилась на них, окунала в соус, полоскала в лимонном соке, вся перемазалась. Претерпевшие кипячение пластинчатожаберные держались в своих раковинах с поистине меровингским упорством[*]. Зази только что не выдирала их оттуда зубами. Покончив с ними, она объявила, что не отказалась бы от порции жареного картофеля. Хорошо, сказал субчик. Свое питье он прихлебывал маленькими глоточками, точно это был горячий шартрез. Принесли картофель. Он был просто отличный, шипел и пузырился. Зази пожирала его, обжигая пальцы, но не рот.
