– Какой великолепный вкус у этого вина, – похвалил он.
– Все для тебя, дорогой гость, – ответила Мина, – наливай еще. Не надо останавливаться на достигнутом.
– Спасибо, конечно. Но мне хотелось бы еще сохранить ясной свою голову.
– Иногда, даже просто сохранить голову уже много, – заметила Мина. – Как сказал поэт: «Иногда хорошо просто вернуться, довольствуясь возвращением вместо добычи»[24].
– Ты ведь не всегда жила здесь, – заметил Егор.
– Верно, как ты это понял?
– Ты слишком образованна для таких отдаленных мест, как эта крепость на вершине горы. Но я не понял насчет головы. Это было предостережение или угроза?
– Ни то, ни другое. Это метафора, философский тезис. Ты же философ.
– Спасибо, я польщен, – сказал Егор. – Но как ты догадалась об этом?
– Это очень просто. По тому, как человек искусен в бою, догадываешься, что он воин. По тому, как человек говорит, понимаешь, что он философ. Ты согласен со мной?
– Да, я согласен с тобой.
– Тогда гони прочь сомнения. Здесь тебе ничто не угрожает. Разве что страсть пылкой женщины. Но такой герой, как ты не должен ее страшиться. Так что случилось с твоим другом. Он попал в западню.
Егор, в очередной раз, справившийся с подозрением, наполнял кубки рубиновым вином, но последний вопрос вновь обеспокоил его. Он поставил кувшин на поднос, поправил фарзийю, незаметно отстегнув застежку у кинжала.
– Скажи прекрасная владелица этого дома, откуда тебе известно, что Али попал в западню?
– Так его зовут Али. Ты сам сказал, что он в беде.
– Действительно, я сказал, но у меня такое ощущение, что ты знаешь больше, чем я думаю.
Егорка пытался ухватить догадку, брезжившую у него в голове. Он поднял кубок, протянул его Мине. Отметил, что женщины подобной красоты ему не приходилось видеть. Его влекло к ней безудержно. Так, словно, он слышал зов ее плоти.
– Давай выпьем за твою красоту и ум, – предложил он.
– Спасибо, – засмеялась Мина, – о своей внешности мне доводилось слышать приятные вещи, но об уме ты сказал первый. Так что во мне тебе больше нравится – ум или тело?
– А выбор обязателен?
– Любимый тобой Сократ не любил софистов. Но ты прибегаешь к их приему, отвечая вопросом на вопрос.
– Откуда ты знаешь о том, что я люблю Сократа? – вновь насторожился Егор.
– Я слышала твой разговор с Ибрагимом. Отвечай на вопрос.
– В тебе меня волнует и то, и другое.
– Ответ принимается, давай еще выпьем вина.
Егор осушил кубок, перевернул его, показывая, что в нем не осталось ни капли, и сказал:
– Ты пери[25].
Мина засмеялась.
– Ах, Аполлон, – сказала она, – мне лестно это слышать, потому что пери – это неземные красавицы. Но ты излишне подозрителен. Успокойся. Так совпало по времени и месту, что мы можем доставить друг другу радость общения. Зачем же омрачать эти минуты тревогой. К сожалению, у тебя еще будут тяготы и невзгоды. Расслабься, отдохни сейчас.
Эти простые слова Мины подействовали. Егор успокоился.
– Хочешь, я поиграю тебе? – предложила Мина.
– Да, конечно, на чем?
– Да на чем угодно. Чанг, барбет, гусли.
Расслабившийся Егор вздрогнул.
– Ты сказала гусли?
– Да, гусли. Народный русский инструмент. Еще я играю на арфе, гитаре, кифаре.
– Но ты сказала гусли. Ты знаешь, откуда я родом?
– Судя по твоему волнению, ты урус. Я угадала?
– Даже не знаю что сказать. Если угадала, то да, если знала, то…
– Опять ты за свое, – засмеялась Мина.
Она подошла к Егорке, положила ладони на его лицо, и он совершенно успокоился.
– Жизнь, полная тревоги, – сказала она, – ты никому теперь не доверяешь. Ложись, я возьму барбет. Или взять гусли? Как сказал поэт:
Взял Некиса свой чанг, барбет взял свой Барбед.
И звуки понеслись в согласии крылатом.
Так в розе цвет ее согласен с ароматом.
Барбет и чанг пьянят, и дальше силы нет[26].
– Бери, что хочешь, а куда мне лечь? – спросил Егор. – Туда?
Он указал на ложе под балдахином.
– Нет, мой Аполлон. Туда еще рано. Ложись, где сидишь. Опустись на бок, облокотись. Так пировали твои греческие философы, когда вели между собой диалектические беседы.
Егор заглушил в себе новый толчок тревоги и лег. Откуда-то в руках Мины появились гусли, но это были не гусли, это был чанг. Егор уже научился различать их. Мина тронула струны, и Егор увидел густой лес, тот, что рос за рекой, в которую он на полном скаку прыгнул вместе с лошадью. Лес был заснежен, а он шел, проваливаясь, сетуя на то, что не смастерил себе снегоступы. Он шел, высматривая на снегу следы различных зверей. Сохатый, белка, лисица, волк, – нет, все не то. Даже зайца он не собирался стрелять. Да и лук со стрелами не брал на изготовку. Ему нужен был кабанчик и потому в руках он держал рогатину. Звук лопнувшей струны вернул его к действительности, и он увидел перед собой Мину.
