– Ну, был.
– Врете, если вы живы, как вы там могли быть. Оттуда не возвращаются.
– Это был ознакомительный визит.
– Врете, расскажите.
– Зачем же вам слушать заведомую ложь? И, что бы вы знали, я никогда не вру.
– В Ленкорани говорят – хоть и ложь, но все равно интересно. Рассказывайте. Сказки – это тоже обман.
– Давайте так, сначала я попытаюсь убедить вас дать согласие хану, а потом расскажу. Иначе меня совесть будет мучить.
– Ладно, – сгорая от нетерпения, сказал ханша, – давайте, только один довод, не больше. Все равно это бесполезно. Я не дам согласия.
– Но я должен попытаться. Итак, если вы знаете, что в раю мусульманина ждут девы, какой смысл отказывать ему в этом удовольствии на земле. Это же глупо.
– Нет, это не глупо, напротив, это резонно. Мало того, что женщин обидели в загробной жизни, ничего не пообещав им в раю, так еще и на земле мы должны стеснять свои сердца, допуская соперниц в дом добровольно. Вот, если бы жен ждали в раю юноши чистые. К тому же мой муж далеко не праведник и в рай он вряд ли попадет.
В ответ Али произнес:
– Мы в жены себе возьмем девушек с глазами дикой лани, а если мы девы сами, то мы юношей чистых возьмем в супруги, и не будем чаять души друг в друге.
– Хорошо сказано, – заметила Малика, – это стихи?
– Пожалуй. Однако, я вас недооценивал.
– Спасибо, сочту это за комплимент. Так что вы говорили про рай?
– Поздно уже, давайте продолжим завтра.
– Это нечестно. Я ответила на ваш довод.
– Если на кону стоит жизнь – это честно. Шехерезада именно так и поступала, прерывая рассказ на самом интересном месте и поэтому осталась жива.
– Да вам нечего рассказывать, вот вы и тянете время. А ведь я могу рассердиться.
– Особы вашего положения не сердятся, – заметил Али, – они гневаются.
– Я разгневаюсь, не велю вас пускать к себе, и вы окажетесь в зиндане, если не сказать чего хуже.
– Случилось это в славном городе Иерусалиме, – начал Али, – куда занесла меня нелегкая жизнь паломника.
– В Иерусалиме, – заворожено повторила Мелек.
– Именно, – сказал Али, удивляясь перемене, произошедшей в скучающей до поры ханше, – продолжение будет завтра. Это мое последнее слово на сегодняшний день. Пусть позовут вашего цербера.
– Кого, кого?
– Хороша, пусть будет нашего общего цербера. Я имею в виду евнуха Зияда-эфенди.
Ханша поднялась, недовольно поджав губы, и ушла не прощаясь.
Появился озабоченный Масрур. Он сказал Али:
– Послушайте, хафиз, скажите мне, как обстоят дела, согласие будет или нет. Не надо морочить мне голову. Только да или нет.
– Я ничего не гарантирую, – сказал Али, – но мне кажется, что лед тронулся.
– Лед тронулся, – повторил евнух, – это вы хорошо сказали, черт возьми. Надо запомнить. На наших реках льда почти не бывает. В Египте тоже. В Ниле плавают крокодилы. Когда я был маленьким, один такой едва не откусил мне ногу. Но от судьбы не уйдешь. Ногу я спас, за то мне откусили кое-что повыше и поважнее.
– Вы можете сами у нее спросить, будет она со мной еще говорить? Если будет, то надежда есть.
– Я спрошу. Все равно завтра последний день.
– Хан еще не вернулся? – спросил Али.
– Хан еще не вернулся, – ответил евнух.
Чауш довел Али до дома и сказал:
– До свиданья, завтра утром я буду здесь.
– А ты стал благоразумней, – заметил Али.
Чауш хмыкнул и ушел, бряцая саблей.
Егор укутавшись в плащ, ждал, сидя на террасе.
– Я не могу вести с ней беседу трезвым, – пожаловался Али, отвечая на молчаливый вопрос, – ничего в голову не лезет. Одним чаем разве вдохновение добудешь?
Егор отвел полу плаща и Али увидел кувшин внушительного размера.
– Ты сегодня должен выпить столько, чтобы хватило и на завтра, – сказал он.
– Столько не могу. Мне с утра с суд надо. Что у нас на ужин, кроме вина.
– Цыплята на вертеле, еще я купил готовый плов.
– Это хорошо, но пойдем прежде пройдемся. На голодный желудок лучше думается. Мне надо понять, почему хан сидит в монгольской ставке.
Егор закрыл двери. Они спустились к морю и пошли по берегу мимо деревянной пристани, возле которой качались привязанные лодки. Два корабля стояли на рейде в полуфарсахе от берега.
