Мила все-таки решилась и прочитала ему одно короткое стихотворение. Некоторое время он еще сидел, ошарашено хватая воздух ртом.
— Я написала это, когда мне было четырнадцать лет… — смущенно прибавила девушка короткую предысторию, — мне очень тогда хотелось покончить с собой, я стояла у окна… Не знаю, почему я тогда не прыгнула…
Она вдруг испугалась этих откровений, вскочила с места, рванулась к выходу, осоловело улыбаясь.
— Почему ты хотела покончить с собой?
Слова повисли в воздухе, как эхо выстрела.
— Не знаю, — беззаботно откликнулась Мила, — я чувствовала себя непонятой и нелюбимой.
На Андрея вдруг опустился тяжелый и безжалостный полог морока: ему показалось, что перед ним… Нет, не стоит продолжать.
Он поспешно подошел к девушке и порывисто обнял ее за талию. Она покорно спрятала голову у него на груди. Он чувствовал ее частое дыхание.
— Я хочу пообещать тебе кое-что, — сказал Андрей, — ты больше никогда не будешь чувствовать себя непонятой и нелюбимой.
Мила почему-то испугалась сказанного им, вырвалась и ускользнула в комнату, но на пороге остановилась и обернулась на него. Ее серо-зеленые глаза горели сказочным, эфемерным пламенем.
— Я хочу прочитать свои стихи. Я не боюсь! — заявила она дрожащим голосом.
— Хорошо, — разрешил Андрей, наклонился и коротко поцеловал девушку в губы. Она извернулась и снова ускользнула от него. Как будто он сказал ей что-то обидное и злое! Ведь ничего плохого он не обещал… Это не укладывалось в голове у мужчины, он никак не мог понять ее поведения. Впрочем, после ее странных стихов, он уже потерял способность удивляться.
Он заглянул в комнату.
Мила уверенно встала во главе стола. Взгляд ее был опущен, а руки нервно перебирали край скатерти.
— Позвольте… я вам прочитаю стихотворение, — не то попросила, не то предупредила она и начала читать звонким, детским голосом, словно выступала на утреннике в детском саду.
Ночь. Обволакивающая тишина.
Свет фонарей лежит на улицах спящих.
Вокруг себя я вижу только теней,
Среди них нет людей настоящих.
Я брожу одна в объятиях тьмы,
Чтоб стать жертвой отчаянной злости.
Мы в этом мире никому не нужны.
Все мы — незваные гости.
Андрей чувствовал гордость, видя, как хорошо восприняла Милу его «богемная» публика. Но при этом от него не мог скрыться дикий ужас, написанный на лице девушки. Ее глаза отчаянно бегали по лицам присутствовавших, словно вымаливая прощения. И не смотря на комплименты и слова похвалы, она все равно оставалась готовой к расстрелу.
Утро выдалось свежее, морозное. Мила торопилась так, словно за ней гналась стая бродячих собак и щеки девушки раскраснелись от быстрой ходьбы. Она замерзла, потому что, собираясь второпях, забыла у Андрея свитер и шапку, да и дубленка на ней была застегнута наспех.
Она долго не решалась нажать на звонок, предчувствуя расплату за все свои шалости.
Она не ночевала дома. Она никому ничего не сказала. Она не просила разрешения, заранее зная, что ей откажут, да еще и обвинят во всех грехах человечества. От нее пахнет сигаретами и благовониями. Никого не будет волновать, что это чужие сигареты.
В конце-концов Мила все-таки решилась.
Мать уже давно не спала, она вообще всегда вставала рано.
— Явилась, — процедила она и пропустила Милу в квартиру. Больше она не сказала не слова. Ее молчание было хуже любой отчаянной ругани. Мила все бы отдала, чтобы Елена Ивановна кричала и топала ногами, но не тем она была человеком.
На столе девушка обнаружила завтрак, к которому даже не притронулась.
Елена что-то сооружала у плиты, делая вид, что дочери не существует.
— Прости меня, пожалуйста… — тихо заговорила Мила. Ее слова камнями горного обвала посыпались в пропасть. Она повторила еще раз, потом — еще один.
— Я не глухая, — холодно напомнила Елена Ивановна и соизволила обратить внимание на Милу.
— Прости… — снова зашептала Мила.
Женщина подошла к ней и внимательно заглянула ей в глаза.
— От тебя воняет куревом, — заметила она, резко и сильно ударила девушку по лицу. Она никогда раньше не позволяла себе этого. Мила сидела ошарашенная, словно ее только что облили ледяной водой.
