- Вот если б у тебя было удостоверение депутата!
- Дай посмотреть ваши материалы. Хочешь не хочешь, а мне еще придется беседовать с Кашлиным и Поглощаевым. Деньги нужно отработать хотя бы словесно, а я даже не знаю, в какой позе нашли убитого, и кто.
Квочкин достал из сейфа пухлый скоросшиватель и бросил мне.
- Ты что не пьешь? - спросил он при этом. - Пей, лысый, пей.
Пришлось "пропустить" для пользы следствия.
- Тут триста страниц! - сказал я. - Мне до утра не справиться.
- Хрен с тобой! Иди к Гальке-секретарше, пусть отксерит. - В дверях он нежно взял меня за локоть и добавил: - Только не говори никому, не надо...
Ксерокс сломался на тридцатой странице навсегда: не вынес, бедняга, что его заставляли работать на оберточной бумаге. Пришлось удовлетвориться одним началом, тем более конец я уже решил дописать сам.
До встречи с Мариной Степановной Размахаевой оставалось несколько часов. Я поехал в домжур, поменял на входе у знакомого "жучка" двадцать долларов и забрел в ресторан. Ужасно хотелось наесться до отвала, тем более у зиц-вдовы вряд ли предложат что-нибудь, кроме чая.
- Взаймы дать? - участливо спросил официант Саша.
- Дай столик в углу и отбивных штук пять, - отбивная для меня была самым знакомым деликатесом. О существовании других я, конечно, знал от нуворишей-гурманов и из меню, но на зуб не пробовал, хотя зубы были. Может, заказать тройную порцию омаров? Но съедобны ли они для желудка, испорченного овсяной кашей на воде? Да и есть ли на кухне? Чай, не в "Метрополе" сижу...
Отбивных мой аскетический организм вместил только две. Порядочный Саша незаметно переставил три нетронутые порции на другой стол и денег за них с меня не взял. Хорошо быть блатным! Но это благодатное время кончается прямо на глазах, честные Саши вымирают стадами, как динозавры, собираясь на кладбищах-толкучках... Меня потянуло в сон, но я кое-как справился, поспав минут пятнадцать в холле, и пожалел об этом: мог бы вздремнуть в метро. Потом пролистал двадцать страниц "дела": осмотр места происшествия, поданный корявым языком и почерком, и показания старичка, чья собака обнаружила труп. Фамилия старичка была Заклепкин, был и адрес в "деле".
"Завтра навестим пенсионера", - подумал я и поехал к любовнице Шекельграббера.
Она жила в доме, у подъезда которого стояло с полсотни машин иностранных марок, а в подъезде сидел вахтер - бывший десантник (как можно было догадаться по остаткам амуниции), уже разжиревший от дремотного сиденья на одном стуле. Лучше б ему поставили кушетку. Хотя бы с бока на бок переворачивался. Он пустил меня без звука: не знаю, за кого принял, но скорее, поленился спрашивать, испугался, что придется вставать и загораживать дорогу.
Марина Степановна жила на первом этаже. Мимолетного взгляда на квартиру достаточно было, чтобы сообразить: хозяйка болтается без дела, но постоянный заработок имеет, потому что "надомница", то есть осыпает богатых друзей женскими милостями. Я подумал, что между ней и вахтером много общего: одна получила от природы красоту, а другой - здоровье и два метра без кепки, - и оба живут за счет подарков природы, как наследники несчастных родственников, отдавших чаду все хорошее.
- Заходите, хватит уже тереть подошвы о коврик, пригласила Размахаева.
Мы прошли в комнату, которая имела такой вид, будто Размахаева все утро развлекалась, не покладая рук, ног и других частей только что отмытого под душем тела.
- Коньяку выпьете? Тут осталось на три рюмки.
- Спасибо, я уже пил сегодня по необходимости. Теперь у меня похмельный синдром. Я бы выпил воды или молока.
Мне поднесли и воды, и молока.
- Значит, вы - частный сыщик?
Я кивнул, но как бы в раздумье и не очень уверенно.
- По вам не скажешь. Вы скорее производите впечатление не частного сыщика, а приватизированного. Но это не важно для меня. Что вы хотите узнать? Задавайте вопросы на свою сообразительность, а я буду отвечать на свою.
Я растерялся, я совсем не думал, о чем спрашивать Размахаеву, а в кино и книгах такие сцены сами собой строятся: что надо - вмиг выясняется, и дело заканчивается постелью.