— А кто из них, как вы сказали, оставался в операционной один?
— Все сиделки. У Томса и Филлипса, наверное, тоже был такой шанс.
— Но не у Робертса? — спросил Найджел.
— Думаю, что нет. Он отправился сразу на пост анестезиолога, а там к нему присоединилась личная сиделка с пациентом.
— Да, дорогой, не везет, — сказала Анджела, — похоже на то, что единственным человеком, который не мог убить сэра Дерека, был именно он.
— Но ведь он — единственный надежный подозреваемый, — объявил Найджел. — Разве это неправда, что при виде человека с железным алиби полиция настораживает уши?
— Лично я опускаю уши, как спаниель, со вздохом облегчения, — сказал Аллейн. — Но, может быть, вы и правы. Это едва ли можно назвать алиби. Робертс там был. У него просто не было шприца, чтобы сделать укол, ни с собой, ни под рукой.
— И никакого мотива, — добавила Анджела.
— Ищите мотив, — сказал Найджел.
— Обязательно, — ответил Аллейн. — Только очень мало надежды, что найдем. Вы себе представляете, насколько вся обстановка благоприятствовала убийце, если смертельный укол был сделан во время операции? Как только пациента увезли, они принялись за работу, и, насколько я успел убедиться, они просто-таки вылизывают операционную. Ничего не остается: все стерилизуется, моется и полируется. Шприцы, лотки, инструменты, пол, столы — все. Даже ампулы, в которых были препараты, выбрасываются в бескрайний космос. Если хотите представить себе идеальное место, где можно замести следы преступления, то вот оно, пожалуйста, — Аллейн встал и посмотрел на часы.
— Нас хотят выпроводить, — безмятежно сказала Анджела.
— Всего лишь одиннадцать, — пробормотал Аллейн. — Я размышлял о том, не сделаете ли вы для меня кое-какую работу?
— Какую работу? — спросили оба сразу.
— Пойти в полночь на большевистский митинг.
— Сегодня?
— С превеликим наслаждением, — быстро ответила Анджела. — Где это? И что мы должны делать?
— Для вас, Батгейт, это лакомый кусочек сенсации, — сказал Аллейн. — Мистер Николас Какаров, агент некоей искушенной части коммунистических пропагандистов, устраивает митинг в Ленин-холле, Солтароу-стрит, Блэкфрайарс. Ленин-холл — это переоборудованный склад. Мистер Какаров — поменявший свои убеждения мелкий чиновник, родом из Кракова. Я совершенно уверен, что Какаров — вымышленное имя. «Какаров из Кракова» — что-то уж очень смахивает на скороговорку, таких имен не бывает, правда? И вообще вся его компания какая-то ненастоящая. Насколько нам известно, ни Россия, ни какая-либо другая уважающая себя страна их официально не признает. Подлинный советский гражданин — честный и порядочный парень, если только заглянуть под его предрассудки. А эти типы просто гротескны — какие-то незаконные отпрыски Индустриальных Рабочих Мира. Сами увидите. Сиделка Бэнкс собирается на этот митинг. И мы тоже. Я переоденусь и буду чувствовать себя дураком. Бэнкс может узнать меня и переодетым, что не соответствует духу и традициям детективных романов, поэтому с ней рядом сядете вы и разговорите ее. Скажете, что билеты вам дал мистер Маркус Баркер, которого там не будет. Он из сочувствующих, а в настоящее время сидит под арестом за продажу запрещенной литературы. У него книжный магазин на Лонг-Акр. О нем не говорите: только запутаетесь. Мне нужно, чтобы вы побольше вытянули из этой дамы. Вы — восторженные новообращенные. Пусть она поймет это по вашей беседе между собой, и, будьте уверены, ей захочется с вами подружиться. Порадуйтесь смерти О'Каллагана, если только сумеете сделать это артистически. Теперь погодите минутку — мне нужно позвонить Фоксу. Вот, прочитайте это и посмотрите, сможете ли вы разговаривать в таком же духе.
Он порылся в столе и вытащил переплетенную в красное брошюру под заглавием «Советское движение в Британии. Маркус Баркер». Анджела и Найджел уселись рядышком и углубились в чтение.
Аллейн позвонил Фоксу, который все еще был в Скотланд-Ярде.
— Привет, Братец Лис. Есть новости?
— Приветствую вас, сэр. Даже не знаю, что вам сказать. Ребята проверили все насчет этих дел с наследственностью. Вроде бы все вполне нормально. У отца сэра Дерека, можно сказать, в голове не все дома были, вроде как он был очень странный джентльмен. Был еще двоюродный дедушка, который вообразил, что он в родстве с королевской фамилией, и весьма своеобразно покончил с собой — садовым ножом. А еще двоюродная бабушка, которая затеяла какую-то религиозную бучу, и ее за это посадили под замок. Она вроде как всегда раздевалась.
