Убийство на кафедре литературы - страница 17

Узи начал рассказывать о происшествии инструктору Юваля Гаю, Юваль тоже внимательно слушал. Гай — молодой рыжеватый парень — реагировал бурно. Веснушки на его лице проступали все явственней по мере того, как он бледнел.

Слыша термины специалистов «атмосферное давление», «клапаны», Михаэль думал лишь о том, как отговорить сына от повторного погружения. Было жарко, Михаэлю захотелось окунуться в морскую голубизну, но он подумал, что на фоне случившейся трагедии это будет выглядеть некой демонстрацией.

Все решилось само собой, когда Узи объявил, что погружений больше не будет. Он собрал инструкторов — четверых загорелых парней, которые выглядели так, будто никогда не носили никакой одежды, кроме плавок. Они уселись в конторе клуба вокруг стола с телефоном.

Михаэля вдруг охватила острая тоска по прошедшим годам юности, по отцу и матери, по «Лебединому озеру», по тому времени, когда первые контакты с европейской культурой буквально обрушились на него вопреки противодействию материнского воспитания.

Они сидели в конторе, ожидая звонка. Узи не хотел уходить, Михаэль остался с ним. Оба молча курили, пепельница все наполнялась. Телефон зазвонил лишь в четыре часа пополудни. Узи ждал второго звонка и сильно закашлялся, прежде чем взять трубку.

Михаэль слышал: «Да», «нет», «понял» и навострил уши, когда Узи сказал:

— Как, по-вашему, я должен этим заниматься? Конечно, я могу туда поехать, я и сам чувствую, что надо это сделать.

Опустив глаза, Узи спросил Михаэля, не хочет ли тот вернуться в Иерусалим сегодня и прихватить его с собой.

— Можно прямо сейчас, если вы не против немного сократить ваше пребывание здесь.

Михаэль вышел поискать сына, тот не стал возражать. Они отправились к Узи домой, чтобы забрать свои вещи. По дороге Юваль сказал:

— Мне довелось перекинуться парой слов с этим парнем, Идо, и мне показалось, что он — в полном порядке. Он сказал, что изучает литературу в университете.

Юваль удивлялся тому, что человек, изучающий литературу, может проявлять интерес и к подводному спорту.

Михаэль высадил сына у его дома и предложил Узи сходить вместе с ним к жене погибшего, Рут Додай, чтобы известить ее о трагедии «при невыясненных обстоятельствах».

Так он и сказал ей в ее квартире в районе Рамат Эшколь. Ее большие карие глаза в ужасе глядели на них через круглые очки. Когда они вошли в квартиру, шел вечерний субботний выпуск новостей.

Узи — в шортах, открытых сандалиях, с запущенной бородой, выглядел как дикий зверь, попавший в зоопарк; он был как бы не отсюда, не из этого мира, не знал, куда себя деть.

А Михаэль Охайон выполнял привычную для себя функцию — сообщать родственникам погибшего о трагедии.

Она не плакала, эта толстушка, лишь теребила полы своего халата.

Из-за хамсина — он цепко властвовал над городом уже неделю — все окна в квартире были открыты; с бульвара Эшколь доносился грохот машин и автобусов. Голоса из телевизора, который никто не удосужился выключить, смешивались с уличным шумом и звуками телевизоров из соседних квартир.

— Что же теперь будет? — спросила женщина задумчиво. Михаэль тут же заметил у нее признаки нервного шока. Он тихо, спокойно стал объяснять, что нужно дождаться результатов проверки оборудования, чтобы выяснить причину неполадок. И лишь затем можно будет говорить о похоронах.

— Вы попросите кого-нибудь, чтобы его опознали, — осторожно произнес он, — лучше, чтобы с вами был кто-то из родственников.

— У меня из родственников только мой отец и его жена, они сейчас в Лондоне, и надо сказать родителям Идо. Господи!

Казалось, только сейчас страшное известие дошло до нее, и она разразилась рыданиями. Михаэль усадил ее в единственное в комнате кресло и быстро принес из кухни стакан воды. Затем спросил Рут, кто мог бы сейчас побыть с ней, она назвала имя Шауля Тироша и номер его телефона. Михаэль тут же позвонил. Ответа не было.

Это имя знал даже Узи, не имеющий никакого отношения к литературе, Михаэль тоже хорошо помнил его еще по учебе в университете. Он тогда ходил к нему на факультатив. Пока Михаэль звонил, он припомнил темный костюм профессора, гвоздику в петлице, завороженные взгляды студентов. И осторожно спросил, является ли Тирош родственником вдовы.