– Ну, скажем, не все потеряли… – вклинился в его писк черный, как смоль, Цыган. – Кое-кто подлатался очень даже не хило.
– Ага, – с сарказмом кивнул чересчур маленькой для громоздкого тела головой Артюх. – Кое-кто – это точно.
Те, кто торговал стволами и бронетехникой и у кого была прочная связь с военной верхушкой. Но остальные – а их большинство – лапу сосали и контрили с чеченами до полного самоуничтожения. Это хорошо?
– Что ты предлагаешь? – прямо спросил Малява.
– Пойти с ними на мировую. Тогда и азеры,[28] и другие лягут на дно, а мы не будем оглядываться по сторонам, топая в собственный сортир.
– Так и запишем, – с глубокомысленным видом изрек председатель сходняка, хотя никто даже не подумал достать ручку и блокнот. – Следующий…
Собрание набирало обороты, возбуждение нарастало, лишь Базуль сидел холодный и отрешенный. Что-то беспокоило старого вора, некая заноза, все больше и больше шпыняющая в нервные центры. Он всегда отличался способностью к предвидению, и потому привык доверять своим чувствам, нередко вступающим в противоречие с логикой.
Что-то должно было случиться… Базуль лихорадочно прокручивал в голове сложившуюся ситуацию, но пока не видел изъянов ни в подготовке к сходняку, ни в принятых мерах безопасности. Но почему тогда так тревожно на сердце и время от времени по спине пробегает холодок?
Ответа не было, и Базуль сидел на мягком стуле словно на иголках, хотя и не подавал виду, что ему не по себе. -…Вы, блин, готовы лизать задницу любому, кто предложит вам хороший сармак! – гневно выговаривал молодым ворам "в законе" порывистый кудрявый Габор, в жилах которого текла венгерская, цыганская и украинская кровь. – Вспомните, как начинали чечены. Прикинулись овцами, все шелестели о вечной дружбе и взаимовыручке, хвосты за нами заносили. А что вышло? В столице половина банков на них пашет, спирт и наркота идет большей частью через чеченов, в торговле табаком они тоже мазу держат. Нам остались лишь некоторые рынки, шалавы и часть игорного бизнеса.
– Габор, не преувеличивай, – прогудел густым басом меланхоличный Чалый, украинец по национальности. – Провинция почти вся наша. В столице мы тоже постепенно наводим шорох. Но отобрать у чеченцев все и сразу – у нас кишка тонка. Поэтому, лучше договориться. По крайней мере, на время.
– Ну вот, еще один защитник чурок выискался! – окрысился на него Габор. – Наверное, потому, что ты с ними вместе в зоне не был.
– Ты, Габор, чеши языком, да не заговаривайся, – угрюмо бросил Кинто. – Это еще нужно посмотреть, кого считать чурками.
– Стоп! Хорош по дурному бакланить, – стукнул ладонью по столу Малява. – Мы здесь собрались не для того, чтобы вцепиться друг другу в глотки, как наши правители, из-за спора чья кровь чище и цивилизованней (это слово он выговорил с трудом – скорее всего, чтобы повыпендриваться) и где пограничный столб ставить. Я этого не потерплю. Всем ясно? Продолжим…
Присутствующие на сходняке успокоились и снова приняли чинный вид. Все знали, что власть председательствующего на сборище неограниченна, и он может применить к нарушителю спокойствия весьма серьезные санкции – от большого штрафа до постановки вопроса о его соответствии званию вора "в законе". А это было вовсе не смешно: выброшенный за борт воровского сообщества сразу становился изгоем, лишаясь не только привилегий и щедрой кормушки, но иногда и жизни.
Базуль хмуро ухмыльнулся. Кто-кто, а он хорошо знал, что такое воровская солидарность на самом деле.
"Положенец" не сомневался, что в другой обстановке грузин Кинто без лишних разговоров перерезал бы горло "дорогому корешу" Габору; или наоборот – как придется…
Обсуждение "чеченского вопроса", главного в повестке дня, подходило к концу и некоторые из паханов – те, кто помоложе – уже с вожделением поглядывали на великолепно сервированный стол, как вдруг со стороны главного входа в "Малибу" раздался чей-то истошный вопль, а затем послышался глухой удар, от которого содрогнулось здание, и звон бьющегося стекла.
На какой-то миг все оцепенели. Малява, в этот момент что-то вещавший со своего "трона", так и застыл с открытым ртом. Горячий Габор, продемонстрировав, несмотря на возраст, отменную реакцию, мгновенно выхватил из-за пазухи пистолет и бросился к зашторенному окну, выходившему на главную улицу. Причина для такого мандража у него была, что называется, налицо: он уже больше года находился в розыске, а потому любая встреча с правоохранительными органами светила ему как минимум пятью годами тюрьмы.
