Стены были облицованы стеклянными панелями с невнятными узорами; за ними оживленно перемигивались вспышки света.
Низкие диванчики были отделаны тканями, похожими на парчу ослепительно-яркого, словно пылающего красного цвета. Маленький божок с удивительно злобным взглядом отражался в зеркале; его чудовищный пупок представлял собой плошку для благовоний, вырезанную из зеленоватого камня с тонкими прожилками. В плошке еще тускло светился красный уголек какого-то снадобья, испускавшего ароматный дымок.
— Ты только взгляни, Боек, до чего же этот идол похож на тебя! — воскликнул я.
— Ерунда, это всего лишь реклама шампанского! — буркнул мой спутник.
К нам никто не подошел.
Я заметил, что снаружи за полированными стеклами окон потемнело; зодиакальные огоньки за стенными витражами принялись метаться, словно напуганные насекомые.
В комнате наверху послышался шум текущей из рукомойника воды.
Перед нами появилась непонятно откуда взявшаяся женщина. Суета огоньков в витраже за ее спиной внезапно прекратилась, и во мне вспыхнуло разочарование, так как эта женщина выглядела слишком вульгарной для этого удивительно гармоничного уголка, и поэтому все вокруг нас стало походить на обыкновенные театральные декорации, а радужная игра света показалась мне обычным фокусом, который легко может показать любой ученик парикмахера или мясника с помощью разлагающей свет призмы.
Смотри-ка, — бросил Боек, — я вижу, что тебе здесь кое-что начинает не нравиться. Какой прогресс! Но ты только посмотри, до чего же эффектно выглядит грудь у Ромеоны!
Мне только что исполнилось пятнадцать лет, и у меня не было кузины, способной принимать участие в моих одиноких играх. За все годы мне довелось лишь несколько раз созерцать блеклые формы нашей горничной Берты.
Она у меня иногда болит так сильно, что… — прошептала Ромеона.
Ее дыхание показалось мне пощечиной, струей мочи, ударившей в лицо.
Ах, какая грудь! — ухмыльнулся Дэвид.
Грудь женщины туго натягивала блузку из китайского шелка.
Малыш, — обратилась женщина ко мне, — протяни ко мне руки, чтобы поддержать ее; вот уже много лет, как мои уставшие конечности ни на что не способны.
Я почувствовал страшную тяжесть живого пульсирующего груза, беспокойного, словно попавшее в ловушку животное. Мне показалось, что у меня от этой тяжести сейчас сломаются руки.
Да, теперь мне гораздо легче! — выдохнула она. — Только не отнимай руки, малыш!
Ее вульгарное лицо осветилось радостью, и она показалась мне почти красивой.
Внезапно Боек резким рывком сорвал с нее блузку, лопнувшую, словно надутый шарик. Ужасная масса, пористая и пупырчатая, покрытая густой сетью набухших вен, вывалилась мне на руку.
Ромеона опустила голову, словно услышала оскорбление.
— Это саркома, — едва слышно прошептала она.
Ее губы приоткрылись в кривом подобии улыбки, и я увидел зубы, похожие на омерзительных бледных личинок.
Она подняла на меня глаза. Огромные, красные, с расширившимися зрачками под торчащими во все стороны ресницами. Мне показалось, что внутри зрачков слабо поблескивали злобные красные огоньки.
— Ну, ты, — крикнул я. — Эй, ты что?..
Огоньки за витражами отчаянно заметались, словно я напугал их.
— Послушай, — буркнул Боек, грубо выталкивая меня на улицу. — С помощью микроскопа, гораздо более чувствительного, чем те, что имеются у нас сегодня, ты смог бы разглядеть, что именно так выглядят глаза пауков.
— Я хочу домой, — жалобно произнес я. — Боек, скажи мне, пожалуйста, что со мной происходит?
Вместо ответа он изобразил вибрирующую тирольскую трель.
— Слава Богу! — закричал я. — Вот, наконец, мой друг Жером Майер!
Мой приятель мирно устроился на верхней ступеньке крыльца дома Гризерда, торговца зерном.
Я кинулся к нему, протянув вперед руки.
— До чего же ты глуп, — хмыкнул Боек, останавливая меня. — Он же укусит тебя! Разве ты не видишь, что это не Жером, а крыса из сточной канавы?
И я действительно увидел, почувствовав невыносимую боль, что крыса, то есть Жером, жадно пожирал горстями желтое зерно. И еще я с ужасом увидел, как толстая жирная веревка, похожая на злобную розовую змею, хлестала его по ногам.
