Дядька строго посмотрел на нас, но продолжал говорить о погоде в Хабаровске и на Дальнем Востоке.
Вовка опустился на карачки, стал прыгать по ковру, как собачка, вдруг загавкал, а затем ещё и поскулил. И даже сделал вид, что вот возьмёт сейчас да укусит за край тумбочку под телевизором.
Я подумал и начал изображать орангутанга, который ни за что не желает превращаться в человека.
Я стучал себя в грудь кулаками, дрыгал ногой и приговаривал:
— Э-гы-гы! Э-гы-гы!
Голос у дядьки в телевизоре сделался деревянным, он старался на нас не смотреть, а побольше внимания уделил циклонам над Центральной Европой.
Вовка Абрамушкин перестал гавкать. Зато он пальцем сплющил себе нос и от этого стал похож на молочного поросёнка. Я сделал то же самое. Так мы и пялились в телевизор, как две милые свинюшки.
Дядька тем временем закончил своё сообщение, коротко сказал о погоде в Москве, сделал паузу…
— Ну? — напрямик спросил его Вовка.
Дядька посмотрел на нас с приятелем долгим внимательным взглядом, понимающе хмыкнул.
— Благодарю вас за внимание, — сказал он тихим усталым голосом. — И желаю всего доброго! Успехов вам во всех ваших делах!
Тут даже Вовка Абрамушкин не выдержал.
— Дяденька! — закричал он в телевизор. — Вы очень воспитанный и культурный человек! Вы — настоящий джентльмен!
Идём мы как-то с Вовкой Абрамушкиным по лесной тропинке, возвращаемся на дачу с полными корзинами грибов.
Смотрим — впереди на ёлке белый хохлатый попугай сидит!
Мама родная, не чижик какой-нибудь!
Увидал нас попугай, крыльями захлопал, подмигнул и сочувственно так спрашивает:
— Заблудились, голубчики? Заблудились? Немудрено…
Мы Вовкой переглянулись. А затем молча, не сговариваясь, развернулись и пошли по тропинке в противоположную сторону.
Идём, идём, идём…
Глядь: снова ёлка, а на ёлке такой же белый хохлатый попугай, будто нас дожидается!
— Заблудились, голубчики! — говорит. — Понимаю, понимаю…
И нахально так подмигивает.
Мы с Вовкой свернули в сторону, пошли напрямик, сквозь чащобу.
— Попугаев в лесу всё больше и больше! — бурчит себе под нос друг Вовка. — Неспроста это! И не к добру!
А я стиснул зубы и молчу.
Вышли мы на поляну, видим: за поляной ёлка стоит, а на толстой еловой ветке белый хохлатый попугай раскачивается.
Увидал нас с Вовкой попугай, обрадовался.
— Заблудились, голубчики! — говорит.
Потом зябко поёжился и заскрипел противным ябедным голосом:
— Прохладненько сегодня! Бр-р! Мороз и солнце, день чудесный! Не простыть бы!
Жара стояла страшная, тут уж Вовка не выдержал.
— Сам ты заблудился! — ответил он попугаю.
Попугай как-то сразу сник.
— Да, — признал он честно. — Заблудился… И где она теперь, эта наша Африка, в толк не возьму…
А потом добавил:
— А вот вы — молодцы! Третий раз к одному и тому же месту выходите!
Мой друг Вовка достал из кармана компас и быстренько объяснил глупой птице, в какой стороне север, а где и вовсе юг.
— Спасибо! — поблагодарил попугай и полетел к себе, в тёплые края.
А мы с Вовкой Абрамушкиным отправились искать в нашем лесу тропинку, которая привела бы нас прямиком к даче.
Лето мы с Вовкой провели на даче, у нас и там домики по соседству.
Как-то собрались на рыбалку.
— Выйдем до рассвета! — предложил Вовка. — Самый клёв спозаранку!
— Хорошо, — согласился я. — Поставлю будильник…
— Правильно! — продолжал Вовка. — Потом зайдёшь за мной и тихонечко мяукнешь под окном!
— Зачем это? — удивился я. — Проще постучать в дверь… Или, если уж тебе больше нравится окошко, ногтем поскребу стекло…
Вовка Абрамушкин грустно покачал головой, мол, вот ведь с какими людьми ему приходится иметь дело!
— Зачем-зачем! Для романтики! — объяснил он. — Это будет тайный сигнал, известный только нам двоим! Придёшь и мяукнешь!
— Хорошо, — согласился я. И задумался:
— Вов, а вдруг ты решишь, будто под окном у тебя просто орёт какая-то незнакомая бездомная кошка?
— Не подумаю! — даже не дал мне договорить Вовка. — Мяукнешь, а после свистни два раза!
Я всё так и сделал.
Поставил будильник на четыре часа утра, а когда будильник прозвонил, мигом оделся, схватил удочки и бросился к Вовке.
Свет у того не горел ни в одном окне.