— И впрямь ему дремлется…
— Может, кумекает.
— А есть чем?
— Хватит! — взревел Пал Шоколик — злоба душила его, он даже с лица спал. Вдруг, вырвав у Древака из руки нож, он спустил штаны и отхватил у себя кусок крайней плоти. И если бы не мужики, которые отволокли его к лекарю, он, разумеется, истек бы кровью.
Корчмарь Герш остановился в замешательстве над отхваченным куском и раздумчиво вздохнул.
— Как же поступить с этаким духовным заветом?
И немного подумав, он уж собрался было кинуть его в мусор, но ненасытная и прожорливая кошка оказалась проворней. Она бросилась на духовный завет Шоколика и в миг его сожрала.
— В этот препуций неплохо было бы переплести венгерский кодекс, — сказал Древак и тут же загоготал. И все остальные чуть со смеху не лопнули.
Но Пал Шоколик вскоре пришел в себя. Он поднялся с больничной койки, набрался сил и месяц спустя снова был мил барышне Мракловой. Однако с той поры еще решительней возненавидел все немадьярское и, как выяснилось поздней, доносил властям обо всех опасных венгерскому отечеству панславистах[21].
А сейчас Пал Шоколик, погруженный ненадолго в думы и отягченный заботами о венгерской отчизне, сидел за столом юбиляра и повторял одну единственную фразу:
— Egy akol és egy pásztor!
— Ведомо ли тебе, сыне, что сказал святой Штефан, венгерский король? — обратился к Шоколику учитель Орфанидес.
— Нет! — отрезал Шоколик.
— Ты же не был плохим учеником.
— Зато вы были плохим учителем, — сплюнул Шоколик. — Не обучили меня мадьярскому!
Мужчины вскочили и уж хотели броситься на Шоколика, но учитель остановил их.
— Не надо, ребятки! Лучше потолкую с ним… — мягко и примирительно улыбнулся Орфанидес— Ну как, не помнишь, что сказал и какой государственный принцип возгласил Святой Штефан в отцовском поучении[22] наследнику престола Имриху? Unius linguae uniusque moris regnum imbeccille et fragile est.
— Не понимаю! — досадливо отвернулся Пал Шоколик.
— Королевство с единой речью и едиными нравами слабо и зыбко! — перевел цитату учитель.
— А я говорю: Egy akol és egy pásztor! Одна овчарня и один пастырь, egy akol és egy pásztor! И баста! И по-другому не будет! Нынче не те времена, что при короле Штефане… Через двадцать пять, то бишь почти через двадцать пять лет после австро-венгерского соглашения[23], вам неплохо бы уразуметь, что вы стали мадьярами и государственным языком стал мадьярский! И баста! И все дела!
— Занятно! — отозвался Мартин Пиханда. — Ты небось знаешь, что, по подсчету пана Чапловича[24], в Венгрии, кроме трех с половиной миллионов мадьяр, живет еще четыре с половиной миллиона словаков, миллион румын, полмиллиона немцев и десятки или сотни тысяч других народов и народностей… А ты собираешься всех обратить в мадьяр?
— Всех!
— И за какой срок?
— До конца века!
— За девять лет?
— А то и раньше! Egy akol és egy pásztor! — снова выкрикнул Пал Шоколик, издал несколько бодрящих гортанных возгласов, подпрыгнул, раскачав рукой яблоневу крону над головой, и удалился. Мужчины за столом молча выпили и уставились друг на друга недоуменным взглядом.
— А вдруг таким, как Шоколик, это удастся? — спросил Мартин Пиханда.
— Никогда им не удастся! — воскликнул Ондрей Надер.
— Будем защищаться, кровь свою прольем, а язык и народ сохраним! — ударил кулаком в стол Петер Гунар.
— Кровь проливать нужды не будет, — сказал Орфанидес.
— Правильно! — присоединился Надер.
— Invitas ipsis[25] они все равно ничего не станут делать! — улыбнулся Орфавидес — Насильственная мадьяризация лишь накаляет обстановку в Венгрии. Словаки, сербы, хорваты, немцы, румыны и все остальные упорно и неколебимо отстаивают родной язык.
— Насилие порождает насилие! — сказал Мартин Пиханда.
— Конечно, есть и отступники, — продолжал учитель, — и с этим нельзя не считаться. После австро-венгерского соглашения в шестьдесят седьмом пештские господа и нас порядком потеснили. Кем бы мы сейчас уже были, кабы по сю пору продолжали так, как начали?! Была у нас замечательная Матица Словацкая, были словацкие гимназии, выходило сорок семь журналов[26]. Ныне их число до крайности уменьшилось. И дай бог, чтобы не было хуже! Но мы выдержим все, хотя у нас и отнимают школы, язык, изгоняют нашу речь из церквей и учреждений… К счастью, мы не одиноки! Нам помогают и всегда помогали разумные мадьяры. Да, мадьяры! Смелых голосов раздается все больше и больше с мадьярской стороны. Пешт, известно, беснуется, но это лишь горстка господ — мегаломанов, которая в один прекрасный день улетучится, как дым…
