Тут отец Ивейн прервал свою речь, поскольку осознал, что его никто уже не слушает. Тайка рыдала от смеха, чуть ли не сползая по стене, Инка хихикала самым неприличным образом, а молодые люди, хотя и сдерживались несколько дольше, но уж когда их прорвало…
— Я, пожалуй, тоже удалюсь в… э-э… гостевую келью, — отсмеявшись, сказала Ари. — Дабы не смущать нравственность молодых людей в стенах этого достойного монастыря.
Здесь нужно опять сделать небольшое отступление о прозваниях и именах. Ирина Афанасьева терпеть не могла свое "паспортное" имя. На ее взгляд, Ирин вокруг было столько, что пора было им присваивать порядковые номера. Поэтому она предпочитала называться Ариной, или сокращенно — Ари. А предлагать ей обрядиться в юбку было столь же опасно, как и назвать Ириной.
Отец Ивейн несколько смущенно улыбнулся:
— Разумеется, разумеется…
Ари выплыла из кабинета, радуясь в душе, что чертовы туфли остались во дворце. Инка, отсмеявшись, последовала за ней, путаясь в юбках. В дверях она оглянулась и поманила за собой Тайку. Та отклеилась от стены и бочком-бочком двинулась к выходу.
— Как, и ты?… — только и смог сказать почтенный аббат. Новый приступ хохота был ему ответом.
Когда умытые и переодетые гости собрались за поздним ужином, плавно перетекающим в ранний завтрак, не ел только Керри. В монастыре ему было очень не по себе, и каждый раз, когда кто-нибудь крестился или поминал Господа, он дергался, ожидая, что сейчас его стукнет. Но ничего такого не происходило, разве что он совершенно перестал отбрасывать тень — даже при свечах. "Как покойник", — с неудовольствием заметил он.
Инка с явным нетерпением дождалась, когда тарелки опустели у всех — включая вчерашних арестантов, и сразу приступила к расспросам. Ну просто невыносимо было сидеть, как на иголках. Надо заметить, что имеющие информацию жаждали ею поделиться.
Майк обстоятельно описал свой визит к Курону, изобразив разговор в лицах. Надворный советник долго ходил вокруг да около, задавал наводящие вопросы — то есть явно что-то о них знал, потому что странные были вопросики. Затем, когда Майк спросил его прямо, Курон стал сулить всякие награды, если они выполнят одно его поручение.
— Словом, он захотел этот амулет, — сказала Инка.
— Ну, прямо он этого так и не сказал.
— А почему?
— А я его послал. Надо было, конечно, подольше с ним поговорить, но противно было.
Далее выходило, что Курон такой оборот дела предусмотрел, потому что не успел Майк выйти за ворота и перекинуться парой слов с Гилом, который поджидал его, инспектируя соседнюю галантерейную лавку, как из-за угла вырулили какие-то типы в форме ("Если это можно назвать формой," — хмыкнул Гил, потому что на его взгляд стражники напоминали попугаев) и стали их вязать. По счастливому стечению обстоятельств среди свидетелей драки оказалась Софи. Дальнейшее известно.
— Нет-нет, погоди, — сказала Инка. — Что было дальше?
— Да ведь Софи сразу к вам побежала…
— А вас засадили. Вот про это и рассказывай.
Майк взъерошил волосы и продолжил. Засадили их сразу же в разные камеры, предварительно отобрав все железное. По виду рассказчика можно было сделать очевидное заключение — без драки не обошлось и здесь, потому что такой классический синяк на левой скуле нельзя получить иначе. Ночью в камеру к Майку явился лично Курон в сопровождении двух дюжих охранников — видать, его предупредили о буйном нраве арестанта. Разговор велся уже намного жестче, причем Курон намекнул, что в случае отказа он обойдется с остальными весьма круто.
— Остальные — это кто? — спросила Ари. — Мы, что ли?
— То есть ясно даже и ежу. Нам троим против здешних дуболомов драться напряжно, — буркнул Дракон, имея в виду себя, Мора и Керри.
— Ах, троим? — возмутилась Ари.
Дракон оставил этот выпад без ответа.
Дальше рассказ Майка стал довольно невнятен, но можно было понять, что беседа велась отнюдь не в парламентских выражениях. В конце концов Курон удалился, пообещав устроить упрямому варвару полный набор полагающихся развлечений, как то: экскурсия во владения местного палача, собеседование с ним и прочие прелести.
