— Я слышал, что он ответил, — сказал Гил. Майк покраснел.
— Погоди, а как ты его мог услышать, вы же в разных камерах сидели? — поинтересовался Мор.
— Так глотка-то луженая, — пояснила Инка.
— И акустика что надо, — добавил Керри.
Майк провалился бы, если бы мог.
— А что ты ему сказал? — Мору до смерти было любопытно, по какому же адресу Майк послал надворного советника.
— Я тебе потом скажу, отдельно, — пообещал Гил.
— А дальше? — потребовала Ари.
Дальше Курон навестил Гила. Сначала он долго задавал разные вопросы — кто он такой, да с кем путешествует, да кем ему приходится Мак-Лауд. Гил честно ответил, что Мак-Лауд приходится ему Горцем. Курон, которого беседа с Майком привела не в лучшее расположение духа, перешел к угрозам гораздо быстрее. Однако если о буйном нраве Мак-Лауда Курон помнил, то о том, что Гил тоже дрался со стражниками, он как-то забыл. Гил не производил впечатления человека, склонного к маханию кулаками, тем более что по сравнению с Майком выглядел не так внушительно. Поэтому Курон очень удивился, когда ему аккуратно завернули руку за спину, подвели к двери и придали солидное ускорение по филейной части. Один из многочисленных результатов был написан у Гила на лице. Инка про себя порадовалась, что обошлось без травм, хотя, очевидно, пленники были нужны Курону целыми, а в страже у него не иначе как мастера своего дела.
Здесь надо заметить, что разговор шел по-аквитански, но то и дело рассказчики испытывали неодолимую потребность перейти на родной язык, поскольку многим сильным русским выражениям в аквитанском попросту не существовало аналогов.
— Ну и что там было дальше? — спросила Тайка.
— Ничего особенного, — буркнул Майк.
— Чего это ты такой скучный? — поинтересовался Мор.
— Спать хочу, две ночи не спал, — нехотя ответил Майк.
— А чем же ты занимался? — удивился Мор. — Не песни же все орал?
Исходя из личного опыта, он знал, что двое суток подряд орать песни попросту невозможно.
— Ну, одну ночь беседовал с Куроном…
— А на другую к тебе явилось прекрасное видение?
Бывшие узники переглянулись и намертво замолчали.
— Анри, мальчик мой, — вступил в разговор отец Ивейн, — в какой башне вас держали?
— В северной, на втором ярусе, — коротко ответил Анри.
— В былые времена эта башня называлась Веселой, — в голосе аббата не осталось и тени шутливости. — И местные заплечных дел мастера предпочитают работать по ночам.
Инка вздрогнула. Софи ахнула:
— Вы были там… в подвале? — Она обвела глазами Анри, Гила и Майка.
— Меня водили туда… посмотреть, — сказал Анри. — Это называется устрашение.
В комнате повисло тяжелое молчание. Все отводили глаза друг от друга, стараясь не думать о том, что если бы… И в этой тишине Анри совсем тихо произнес:
— Там был мэтр Реми… врач нашей семьи. А башня построена так, что слышно на всех ярусах.
— Если ложиться спать утром, то когда же жить? — глубокомысленно спросил Мор, обнаружив, что в два часа пополудни проснулись только Инка, Гил и Тайка. Остальные спали сном праведным.
— Пусть спят, жалко тебе, что ли? — сказала Тайка. Она уже успела поцапаться с Керри и была слегка не в духе.
Инка выглядела довольно бодро, но бледно. Сам Мор был встрепан по обыкновению, поскольку еще не умывался, и небрит. Впрочем, бриться он сегодня так и не собрался бы, если бы не Гил, который разумно заметил, что сегодня есть и горячая вода, и чистое полотенце и вообще удобства, а завтра будет неизвестно что. Сам Гил выглядел абсолютно готовым к немедленным действиям. Даже ссадина на лбу поджила.
Остальные изволили проснуться только к вечеру. Даже Дракон, который обычно был сторонником жесткого распорядка дня, ничего язвительного по этому поводу не изрек, поскольку было ясно, что отдохнуть после таких потрясений не мешает.
Прощальный ужин был умеренно веселым. Отец Ивейн заговорил об их намерениях. Инка слегка расстроилась, когда Анри твердо заявил, что собирается отправиться в командорство своего ордена. Что это за орден, он не сказал, но, видимо, и Софи, и отец Ивейн об этом знали. Причем был Анри еще не рыцарем, а только оруженосцем.
— Оруженосец без оружия, — невесело усмехнулся Анри. — Тот меч, что подарил мне отец, отобрали при аресте.
