— А зачем тебе голландцы?
— А зачем тебе это знать? — срубил вопрос на лету Григорьев. Он достал из кармана плотный пакет, перетянутый резинкой. — Держи. Это плата за «прокат».
Горбун развернул сверток, достал из него плотную стопку баксов, пересчитал, проверил купюры на свет.
— Петя, ну что ты творишь? — укоризненно покачал головой Алексей Алексеевич. — Мы же не в обменке. И я не кидала какой-нибудь. Ты меня знаешь.
— Знаю, — согласился горбун, пряча доллары в карман халата. — Но во всем важен порядок. Если порядка нет, то и дела нет.
— Все нормально? — спросил Григорьев.
— Да, все нормально.
— Хорошо. Слушай, если появятся полотна, которые ты себе не захочешь взять, — звони. Есть один серьезный человек. Платит налом, без звука.
— Я его знаю? — тут же встрепенулся горбун.
— Вряд ли. Он только начал. Но денег — куры не клюют.
— Ты за него ручаешься?
— Само собой. Как за себя.
— Хорошо. Буду иметь в виду. Насчет «Данаи» подумай. — Савинков приплясывал вокруг Алексея Алексеевича. — Подумай. Деньги я достану, не проблема.
— Через десять дней, — повторил Григорьев и направился в прихожую.
Здесь он неторопливо обулся и вышел на лестницу. Ему предстояло посетить еще одно место. Имелся у него на примете один знакомый художник, занимающийся изготовлением копий известных полотен. В свое время Алексей Алексеевич помог ему счастливо избежать длительного срока за мошенничество, и теперь художник считал себя обязанным.
Проблема заключалась в том, что работу надо было сделать очень быстро. В фантастически короткие сроки. Григорьев объяснил, что именно он хочет получить. Это было позавчера вечером. Работа же должна была быть готова к послезавтра. Конечно, можно было бы заказать копии «про запас», но требовались конкретные полотна, что осложняло дело.
Алексей Алексеевич вышел из подъезда, забрался за руль «восьмерки» и поехал на проспект Мира.
Теперь он чувствовал себя спокойно. «Даная» попала в надежные руки. Лучше, чем у Савинкова, ей не будет нигде, даже в родном музее.
* * *
Катя проснулась в восемь утра. Настроение было отвратительное. Утром вчерашнее происшествие выглядело несколько иначе, чем вечером. И ее разговор с Димой и последующая ссора с Антоном вдруг показались карикатурно-глупыми. Зачем ей это было нужно? Между ней и Димой — пропасть. Пропасть непреодолимая. Какие тут могут быть отношения? Бред собачий. Наверное, ей бы следовало отказаться и от сегодняшней поездки, но это было бы некрасиво по отношению к дочери. Да и к Диме тоже. Единственное, на что надеялась Катя, так это на то, что пробы получатся неудачными и история с киносъемкой закончится сама собой.
Катя приняла душ, почистила зубы, достала из холодильника йогурт для Настены, сделала пару бутербродов с сыром, налила молока и пошла будить дочь.
Настену даже не пришлось уговаривать вставать, что было в общем-то делом для выходных вполне обычным. Вскочила, побежала в ванную.
— А во сколько дядя Дима за нами заедет? — промычала оттуда невнятно, начищая зубы.
— В девять, — ответила Катя.
— А почему ты меня так поздно разбудила? — возмутилась Настена. — Я же не успею!
— Успеешь, если поторопишься. — Катя поставила чайник.
— За полчаса, да? — Судя по тону, Настена обиделась всерьез. — Ты-то, наверное, в семь встала.
— В восемь, — поправила Катя. — И нечего капризничать с утра пораньше. Иди завтракать. Ты все успеешь.
— А что мне надеть?
— Надень синюю юбку и блузку.
— Блузку? Да ты что, ма… Она же короткая. И юбка к ней не подходит.
— Что-то ты раньше об этом не говорила.
— Я лучше водолазку надену, — вынесла вердикт Настена и пустила на полную мощность воду.
Минут через десять появилась в кухне, затянутая, как наездница, в горчичного цвета «резиновые» джинсы и обтягивающую зеленую водолазку. Гордо прошла к столу, села, открыла йогурт и по привычке облизала крышечку. Катя хмыкнула. Молодое поколение росло слишком независимым. Хотя до появления Димы времени было еще более чем достаточно, Настена жевала торопливо, откусывая от бутербродов гигантские куски.
Звонок в дверь раздался в девять, минута в минуту. Катя пошла открывать. Дима держал в руках большой букет.
