А насчет «товарища»… Однажды областной репортер, пишущий статью об их городе, в интервью с мэром начал очередной вопрос обращением: «Господин мэр…» Закончить фразу ему не удалось. Павел Ильич Логин, убежденный колхозник и коммунист с шестьдесят седьмого, пошел красными пятнами и заорал, срывая глотку:
— Господа у нас вона, в Москве все… эта… сидят!!! А тут, у нас, — товарищи! — после чего запустил в репортера пепельницей.
Репортер отделался легким испугом, случай вошел в историю, и теперь народ, попавший на прием к мэру, старался не употреблять «контрреволюционных» словечек. Предпочитали общаться по старинке. И только местная братва отнеслась к новшеству с неприкрытым, почти детским восторгом. «Слыхал, братела? Базар катался, в Москве господа на зону ушли», — веселились они.
— Допускаю такую возможность, Пал Ильич, — серьезно сказала Катя. — Иначе что бы товарищу из правительства здесь у нас делать? Или со скрытой инспекцией. Инкогнито, — не удержалась она от язвительности.
— Да, — легко, без задней мысли, согласился мэр. — Инкогнито… Скажите пожалуйста… Надо бы мне кое-какие распоряжения отдать… В связи с возможной инспекцией и приездом… — Но тут же спохватился: — Да, тебя вчера, говорят, капитаном назначили? — Катя хотела было объяснить, что звание — не должность, на него не назначишь, но передумала. Пал Ильич был человеком далеким от чинов и званий. — Поздравляю, поздравляю, заслужила… — Мэр схватил ее худую ладонь и убедительно тряхнул пару раз. Нахлобучил знаменитую кепку и махнул рукой. — Ну, иди, работай. И скажи там Гукину, чтобы постарался. Бомжей, алкоголиков чтобы на улице ни-ни…
Гукин Никита Степанович был начальником УВД.
— Пал Ильич, а как насчет бензина? Все лимиты исчерпали давным-давно, на вызовы ездить не на чем. Ребята на свои кровные заправляются…
— За инициативу хвалю. Пусть квитанции сохраняют. Потом погасим. И премию выпишем…
Павел Ильич повернулся и засеменил к зданию управы. Ну и ладно. Город станет чище. Глядишь, фасады у пятиэтажек обновят, асфальт новый положат.
— Классиков читать надо, товарищ мэр, — пробормотала Катя и вошла в здание УВД.
Дежурный на вахте, улыбчивый сержант — фуражечка-то на консоли лежит, — козырнул молодцевато:
— Здравь желаю, та…рищ капитан.
И расплылся аж до самых ушей, довольный собственным неказистым поздравлением.
— Здравствуй, Кеша, — улыбнулась скупо Катя. — Только к непокрытой голове руку-то не прикладывают.
— Слыхали про такое правило.
— Как ночь прошла?
— Нормально. Как обычно прошла. На Клочковской мало-мало поцапались эти… два брата… из восьмого дома…
— Федотовы?
— Они самые, — кивнул дежурный. — Вон, — кивнул за плечо, — в кутузке дрыхнут, красавцы. Выспятся, дам им по штрафу — и пусть себе по домам гребут.
— Не слишком усердствуй только.
— Ничего. Больше заплатят, меньше пропьют.
— У матери пенсию отберут, — заметила Катя.
— А я тогда к Степанычу пойду, — очень серьезно заявил дежурный. — Попрошу, чтобы годика по три каждому обеспечили.
— Все? — спросила Катя.
— Еще у общаги женской. Солдаты с нашими пацанами сошлись, стенка на стенку.
— Из-за девок?
— Это уж как водится.
— И серьезно сошлись?
— Да не, — махнул рукой дежурный. — Так, баловство одно, говорить не о чем.
— Что еще?
— А еще, — хитро прищурился дежурный, — двое сотрудников оперативного отдела ОВД были задержаны нарядом ППС в нетрезвом состоянии.
— Где?
— На Макаровке.
Макаровка была промышленным районом. Именно на Макаровке располагался текстильный комбинат. И женское общежитие.
— Кто?
— Лемех и Панкрат.
— Я так и думала, — кивнула Катя. Антон Лемехов и Гриша Панкратов — среди своих Панкрат — были приятелями не разлей вода. — За что хоть задержали-то?
— А ты у них спроси.
— Рапорт составили?
— Обошлось, — улыбнулся дежурный. — Так отпустили. Свои все-таки.
— Ладно. Разберемся. Теперь все?
— Теперь да.
— Хорошо. — Катя прошла по коридору, толкнула дверь комнаты оперативного состава.
Что касается помещений, тут им повезло. Стараниями Никиты Степановича Гукина УВД выделили едва ли не самое большое здание в городе, явно превышающее довольно скромные потребности органов охраны правопорядка, укомплектованных всего-то на шестьдесят процентов. Потому-то и занимали опера, как важные чиновники, каждый по отдельному кабинету. Да еще и комната для совещаний имелась. С мебелью обстояло хуже, но жаловаться было грех. Говорили, в столице, случается, коллеги по трое в крохотной комнатке ютятся.
