Ладно, ну их, пускай смотрят. Катя забралась за руль, запустила двигатель, нажала на газ. «Трешка» почихала лениво, но все-таки соблаговолила тронуться. И ладненько.
Катя выехала на широкий, как река Волга, Октябрьский проспект. Улица была, что называется, «центровой» и резала город на две неровные половинки, как пирог. Октябрьский проспект — бывший проспект Октябрьской Революции — являлся местом тусовки большинства претендентов на лавры крутых. Таких в городе было более чем достаточно, а вот места хватало далеко не всем. Так что, учитывая политическую обстановку, ни Кате, ни другим ребятам из ее отдела не грозило остаться без работы в течение еще достаточно долгого времени.
На Октябрьском проспекте разместились пара ресторанов и вполне приличные кафе, и несколько баров, и кинотеатр, превратившийся в мебельный салон — для кого только? — и магазины, и пропасть коммерческих ларьков, и мэрия, и… милиция. Да, здание УВД, стоящее по соседству с городской управой, выходило окнами именно на Октябрьский проспект. Частенько Катя и ее коллеги могли наблюдать из окна своего кабинета, как местные бандиты шумно и весело прожигают жизнь в открытом кафе «У Димыча», что прямо напротив.
Катя припарковала «трешку» на стоянке управления, вышла из машины. Дверцы тут не запирали. Машины ментов, как и большинство бандитских, знали «в лицо» и не грабили. Разве что залетные косяка спорют, но таких находили быстро и вежливо объясняли, что здесь так не принято. После чего человек с чистой совестью отправлялся на больничку.
На пороге управы мэр — в любую погоду облаченный в серый помятый костюм-тройку и кепку «под Лужкова» круглый коротышка с красноватым лицом колхозника — лузгал «семачки» и беззаботно из-под ладони глазел на голубей, кружащих в пыльном сентябрьском небе. Мэр улыбался и качал головой, когда особенно резвый турман падал вниз, выписывая пируэты. Губы коротыша двигались, шепча: «От шо выделаваит, стервец, шо вытворяит-то, идрить иво мать…»
«У Димыча» веселились шумно и развязно. Катя оглянулась. Так и есть, местные. Заняли два столика, выпивают, как водится, в компании девиц не слишком тяжелого поведения. Жди нынче новостей от дежурного. К вечеру начнется. Бандиты тоже заметили ее, снизили тон, обменялись репликами, заржали громко, в голос. Но хамить не стали. Знали: схамишь и — «любимый город может спать спокойно» на протяжении ближайших пятнадцати суток.
Катя зашагала к управлению. Мэр заметил ее, когда до дверей оставалось три метра.
— Икатирина Михална! — завопил коротышка на всю площадь. — Погодьте-ка!
Катя поморщилась — особенно ее выводило из себя это «погодьте-ка». Как в колхозе, честное слово. Однако остановилась, обернулась. С мэром, хоть он и был фигурой номинальной, ссориться не следовало. Временами на мэра «находило», и тогда, под деловой приход и хорошее настроение, можно было выцыганить у управы и лишний — совсем не лишний — бензин, и дополнительные деньги на нужды УВД. На встречах с областным начальством мэр стоял за своих горой.
— Икатирина Михална…
— Здравствуйте, Пал Ильич, — кивнула Катя.
— Здравствуйте, Икатирина Михална. — Румяный колобок подкатился к ней, утирая вспотевшее лицо, снял кепку и… не удержался, взглянул в небо последний раз. — Ить шо вытворяит… — И снова напустил на себя озабоченно-деловой вид. — Да. Икатирина Михална, со мной тут товарищи из ГАИ связывались. О-о-от. Они вчера на въезде машину этого… как иго… Козельцева. Слышали, наверное?
— Бандит? — внимательно глядя на мэра, спросила Катя.
Знала она, конечно, что из себя представляет Владимир Андреевич Козельцев, но ведь сознайся — и сорок минут придется выслушивать мэрские версии, одну нелепее другой, на тему: «А что это правительству могло от нас понадобиться, как вы думаете, Икатирина Михална?»
— Не-ет, — протянул мэр. — Из правительственных кругов товарищ. Очень, очень… влиятельный…
— Серьезно? — удивилась Катя. — Не иначе товарищ президент собрался в область с дружественным визитом.
— А-а-а, — протянул мэр, да так и остался на пару секунд с открытым ртом. — Думаешь?
