Взгляды всех присутствующих обратились к нам.
– Всплеск идет! – объявил я, как конферансье объявляет выход особо популярного певца.
– Здоровенный, такого раньше не было! – добавил Пригоршня. – Просто охрененный, мужики! Где здесь спрятаться?!
Сталкеры повскакивали, бармен растерянно пялился на нас, и тут внутрь ввалился тот парень, которого Пригоршня оттолкнул в дверях.
– Что там, Ян? – спросил бармен.
– Всплеск близко! – сталкер бросился к железной двери в дальнем конце зала. – Ведь никаких примет не было!
– Большой? – спросил кто-то.
– Просто охрененный! Я такого ни разу не видел, прячьтесь!
Толкаясь, переворачивая мебель, все бросились к задней двери.
Спустя короткое время мы оказались в глухом подвале глубоко под зданием. Задвинули непривычно толстый железный люк, зажгли газовую лампу. Не успели усесться на доски и сваленное кучами тряпье под стеной, как Большой Всплеск прокатился над нашими головами.
Если бы я и Пригоршня остались на поверхности, мозги серым дымком выпарились бы через уши. А так мы смогли пережить Всплеск, хотя ощущения были не из приятных. Бармена стошнило, Пригоршня вырубился, сполз спиной по стене, вслед за ним потерял сознание и я. В гулкой пустоте перед глазами мелькали лица знакомых, Глеба и Лиды… Их сменяли места, в которых я бывал с репортажами…
А потом все это вытеснила одна мысль: почему я стал журналистом, почему мотался по планете, ездил в Афганистан и Ливию, в Африку и Антарктиду? Что, если на самом деле я не цивилизованный человек, что, если в душе я согласен с Мародером и Шустрым? Может, на самом деле я тоже хочу, чтобы Зона увеличилась… до размеров всей планеты? И в этом новом, диком, почти первобытном мире я буду чувствовать себя свободнее, чем в скованной жесткими рамками законов и обычаев цивилизации двадцать первого века?
Когда все закончилось и мы, придя в себя, направились к лестнице, бармен остановил нас.
– Эй, вы, я вас раньше не видел. Как звать?
– Эй, а я тебя тоже раньше не видел, – в тон ответил я. – Как звать?
– Бармен, – удивился бармен. – Но вообще-то меня все тут знают. А вот вас…
Я перебил:
– А вот мы тут недавно, поэтому твоей популярности, гражданин Бармен, пока не добились.
– Но все у нас впереди! – значительно кивнул Пригоршня.
– А вообще меня называют Химиком, – продолжал я.
– А ты? – Бармен посмотрел на десантника.
– Ну, э… – тот развел руками. – Пригоршня я. Так и зови, чего уж теперь.
– Пригоршня, значит… И Химик. Ну, ладно. Вы, наверное, нас всех спасли, без ваших криков не успели бы спрятаться. Или успели бы? Данила как раз выходил… Зона его знает, но по-любому – вовремя вы к нам заявились.
– Мы тоже так считаем, – согласился я. – Очень вовремя мы к вам заявились, очень.
После этого диалога мы поднялись на поверхность. Над Зоной ярко светило солнце. Большой Всплеск прошел, не оставив заметного следа, и пока еще было неизвестно, к чему он привел. Бармен на прощание вручил нам бутылку водки, банку консервов, краюху черствого хлеба и фляжку с водой. «За счет заведения» – пояснил он. Сталкеры, обмениваясь удивленными репликами насчет небывало сильного Всплеска, вновь рассаживались за столами. Не хотелось оставаться в помещении – мы покинули приспособленный под бар дом, отойдя в сторону, присели на бордюр.
Сделав несколько глотков прямо из горлышка, закусили хлебом, запили его водой.
– Что делать будешь, Химик? – спросил Пригоршня после продолжительного молчания. Он сгорбил большую спину, свесив толстые руки между коленей, задумчиво разглядывал асфальт перед собой.
Я молчал. Зона казалась чистой, вымытой, было светло и тихо, не слышно ни птичьих голосов, ни шелеста листвы – мир отдыхал после Всплеска.
– Попробую узнать, что стало с Фишером, – произнес я наконец. – И Кривой… если жив, убью его.
– Это правильно, – согласился Пригоршня. – Месть – святое дело, тем более такие козлы не должны жить на свете.
– К тому же Мародер…
– Ну, этот-то сдох. Ты же ему в спину прямо засадил.
– А куртка? – перебил я.
– А что куртка?
– Пригоршня, наблюдательный ты наш, на Мародере была такая же куртка, какую Шустрый снял с того лешего. То есть, как та, что сейчас на мне. На Мародере она немного изменилась, когда с баржи он попал на ту трубу, поэтому я и догадался.
