— Конечно, шабира. Требования.
Отпустив ракшада, Малика разулась, помыла в чаше ноги. С помощью Кенеш помыла ноги Галисии. Дворянка находилась на грани потери сознания: её шатало из стороны в сторону, и она никак не могла взять в толк, чего от неё хотят.
Переступив порог здания, Малика сняла с шеи Галисии зажим и стянула с головы накидку. Перед ней предстало мертвенно-белое лицо с расширенными от ужаса глазами.
— Шабира… — прошептала Кенеш. — Нельзя снимать чаруш.
— Не видишь? Ей плохо!
— Отчего?
Понимания и, тем более, сочувствия от старухи не дождёшься…
Малика подхватила Галисию под локоть и потащила через анфиладу пустых комнат. Высокий потолок, чёрный пол, покрытый чем-то скользким. Дневной свет просачивался сквозь витражные окна и растекался на белых стенах размытыми узорами. Не верилось, что это дворец самого богатого правителя в мире.
Повиснув на руке Малики, Галисия озиралась по сторонам:
— Мы в тюрьме… мы в тюрьме… — И вдруг рассмеялась. — Это монастырь. Иштар отправил нас в монастырь!
От её безумного смеха по спине побежали мурашки. Совсем некстати вспомнились катакомбы в обители Праведных Братьев. Подземное строение, где Малика провела самые ужасные дни в своей жизни, когда-то было монастырём.
— Мы во дворце? — спросила она, с трудом удерживая равновесие: стопы разъезжались, Галисия колыхалась как занавеска на открытом окне.
— Во дворце, — подтвердила Кенеш, шагая плавно, уверенно. — В Приюте Теней.
Символом чего у ракшадов служит тень? И что значит «приют»? Убежище для одиноких и никому не нужных? Галисия затряслась в ознобе, словно поняла ответ старухи. Или её напугало шипящее эхо?
Свернув в коридор и миновав несколько поворотов, женщины приблизились к двери с позолоченной ручкой в виде петли. Малика ввела Галисию в гостиную, застеленную серым ковром. Как и в каюте, на полу лежали подушки, вдоль стен стояли сундуки, будто ракшады не имели понятия, что такое мебель.
Усадив Галисию на подушку, Малика подошла к окну, но сквозь цветное стекло рассмотреть ничего не смогла. Заглянула в смежную комнату — ванная. Из неё вела ещё одна дверь. Там спальня, куда можно войти, только помывшись, и куда Кенеш не сунется. Старуха заикнулась об ужине. Малика отказалась и, подхватив Галисию, направилась в ванную. Через полчаса они прошли в спальню и наконец-то остались одни.
В комнате стояла широкая кровать на низеньких ножках. В углу платяной шкаф с лакированными дверцами. Малика не хотела смотреть на своё отражение, знала, что оно не порадует.
Зато Галисия прямо слилась с дверцей, прижалась к ней всем телом, впилась пальцами в отражающую поверхность:
— Что с нами будет?
Малика рухнула на кровать и закрыла глаза. В комнате витал запах весны: так пахнут наполненные соком деревья и тающие на солнце сугробы. Все ароматы, которые сегодня вдыхала Малика, ей понравились. Она даже подумала, что надо бы взять благовония в Грасс-Дэмор, но не успела развить эту мысль, как раздался стук в двери.
Ванная была загромождена чемоданами и сумками. На пороге гостиной стояли Кенеш и ещё одна старуха. Малика с несвойственной ей брезгливостью посмотрела в сморщенное, как печёное яблоко, лицо незнакомки, в глубоко посаженные глаза с нависшими веками.
Старуха согнулась в низком поклоне:
— Молю Всевышнего о твоём здоровье, шабира.
Малика и Галисия перетащили поклажу в спальню. Кожа на сумках и чемоданах была влажной, словно их только что помыли.
Открыв первый попавшийся под руку чемодан, Галисия взяла в охапку платья и, усевшись в уголок, разрыдалась. Малика с трудом затолкала свою сумку под кровать, окинула взглядом остальной багаж — в шифоньер всё не поместится — и принялась складывать из чемоданов ложе. Спать на одной кровати с Галисией не очень-то хотелось.
Галисия вытерла слёзы и указала на коробку, обвязанную красной лентой:
— Это не моё.
— И не моё, — сказала Малика. — Я брала только сумку.
— Иштар… — прошептала Галисия и кинулась к коробке.
В ней находилось красное шёлковое платье. Сложено аккуратно, поэтому о фасоне и размере судить было сложно.
Галисия задохнулась от волнения:
