Изгои и Лиска пронеслись мимо. Мрак резко развернул коня, первая стрела сорвалась с тетивы, когда конь еще бил в воздухе передними копытами. Тремя стрелами выбил из седла двух, но его начали обходить с боков. Изгои остановили коней. Таргитай, видя, что Мрака окружают, выдернул Меч и со страшным криком кинулся на помощь.
Волхв продолжал двигать руками в воздухе, словно вынимал мух из паутины. Губы дрожали, но что-то шептали. Амазонка обнажила меч и поставили коня так, чтобы защищать волхва.
Стрела ударила Таргитая в грудь. Он качнулся, но бронзовый наконечник запутался в волчьей шерсти. Еще одна больно ущипнула за ухо, выдернула клок волос.
Внезапно раздался знакомый жуткий треск. По земле пробежала трещина. Щель раздвинулась, из глубины на всем протяжении взвились языки багрового огня. В сыром холодном воздухе словно повеяло жаром Песков.
Трое передних всадников словно зависли в воздухе, трещина разверзлась прямо под ними. Передний грянулся копытами на этой стороне. Мрак хладнокровно всадил стрелу с трех шагов, шатнулся от удара, когда кони столкнулись грудь в грудь. Еще два коня передними копытами зацепились за край, но сорвались. Пятеро ударились в край, один слетел через голову, распластался под копытами коня Мрака — тот уныло свесил голову, равнодушно смотрел в провал. Даже придвинулся ближе, словно озяб и жаждал погреться.
Один сумел сдержать коня перед пропастью, но под ним обвалился край. Остальные в панике заворачивали коней, пятились. Кто-то развернулся и унесся в страхе.
— Молодец! — гаркнул Мрак люто. — Один удар… одно заклятие, зато со всего плеча!
Таргитай вытер дрожащей рукой крупные капли пота, голос его дрожал:
— Олег, пора придумать что-то другое. Не такое… Не такое…
— Не надо, — остановил Мрак. — Прекрасное — враг хорошего. Это тебе не песни, а дело серьезное.
— Но землю…
— Затянется. Как на шелудивой собаке. Даже шрама не останется… лет через сто.
Конь Лиски встал на дыбки, визжал, как придушенный поросенок, месил воздух копытами. Она не отрывала округлившихся как у птицы глаз от бледного лица молодого волхва. Олег трясся, вздымал руки, бормотал синими губами. Мрак успокаивающе хлопнул его по плечу, мол, оставь пока как есть, погрозил секирой:
— Эй, бронзоголовые!.. Сейчас мы и то, что у вас под конями, обрушим к Ящеру.
Еще пятеро повернули коней, умчались, нахлестывая со всей мочи. Остались трое — в доспехах, на статных конях, уздечки украшены серебром. Передний был в шлеме с широким забралом, что укрывало нос и скулы. Глаза смотрели через узкие щели, невры видели только скошенный подбородок. Мрак хмурился, лицо казалось знакомым, он страстно желал бы увидеть его целиком.
— Агимас, дружище, — сказал он. — Сумел удрать от Гольша?
Всадник поднял руку, помахал растопыренными пальцами.
— Я сотник Агимаса. Но Агимас идет следом. Он найдет вас.
— Почему он не взял нас сам?
Сотник развернул коня, крикнул:
— Вы знаете. Но теперь знаем и мы.
С ним унеслись и двое. Мрак хмуро смотрел вслед. Те словно бы чувствуют, что им не пустят стрелы в спины. На лицах невров начертано, что они такие-растакие честные, или же о них что-то проведали?
— Что они теперь знают?
Ответил Олег несчастным голосом:
— Знают, что нас простой силой не взять.
— Простой силой?
— Они не знали, Мрак. Или не верили.
Мрак сказал с угрюмой гордостью:
— Пусть знают! Три десятка супротив нас выставили! Всех разметали, как сухие листья.
Он развернул коня, пустил вдоль трещины. Олег опустил глаза. Язык не поворачивается сказать, что именно теперь, когда Агимас знает, что среди них есть волхв, как раз и начнется самое худшее. В погоню пошлют мага. Агимас сам спешно овладевает магией, в то время как он, Олег, едва-едва научился раскалывать землю. А остальное, вроде слежки в башне Гольша, удавалось только там, где все пропитано дружественной магией, где помогали стены!
Таргитай догнал, сказал просяще:
— Олег, практикуйся в чем-нибудь еще. Я и то разные песни слагаю! А песни куда важнее, чем всякая там магия.
— Не надо, — оборвал Мрак непреклонно. — Землю колоть, как дрова на морозе, насобачился? И ладно. А то растрескаешь Таргитая, вечно под ноги суется. Ты ж всегда пальцем в небо попадаешь.
