Впереди ехал высокий поджарый воин. Панцирь так плотно обшит бронзовыми бляшками, что налезали одна на другую как рыбья чешуя. С металлической шапки на спину и плечи падала кольчужная сетка. Забрало закрывало всю верхнюю часть лица, сквозь узкие щели в блестящей бронзе мрачно сверкали глаза.
Олег ахнул тихонько, а Мрак поспешно зажал Таргитаю рот: если каркнет, то уж на весь лес. Певец, натура такая. Глаза Таргитая полезли из орбит. Он знаками показал Мраку, что нос забит соплями, задохнется. Мрак отпустил ладонь, взамен дал обнюхать кулак.
Всадники проехали так близко, что донесся запах немытых тел. На открытом подбородке переднего воина багровели свежие шрамы. Кое-где темная корка крови. Рядом высился на тяжелом коне крупный воин, в плечах широк, шея — как ствол столетнего дуба. Гулким, как из-под коня, голосом пробасил:
— Не проще объявить награду? А сами пировали бы в местной корчме. Мы — ветераны битв, а не презренные людоловы!
Передний всадник ответил свирепым голосом, от которого у Таргитая побежали мурашки по спине:
— Мардух послал нас не зря.
— Послал бы воинов попроще. Стыдно, сотня — за тремя!
Проехали, Мрак напрягал слух, но Таргитай яростно завозился, начал драть ляжку ногтями: куснул муравей. Мрак едва различил искаженные от сдавленной ярости слова:
— Я сам… засаду… как только…
Мрак с наслаждением дал Таргитаю по шее. Тот ткнулся в грязную землю. Олег дышал тяжело, глаза блуждали. Мрак проговорил тихим голосом:
— Либо я ослеп, либо рехнулся. Это Агимас?
— Он, — подтвердил Олег мертвым голосом. — Надо было зарезать. Даже связанного! Он бы зарезал. Не просто бы зарезал, а…
Он оглянулся на рыжеволосую, умолк. Лиска отвязывала коней, но уши ее шевелились, спина была напряжена. Мрак в задумчивости почесал непривычно голую грудь, ну почти голую, волосы отрастают все-таки медленно.
— Здорово допекли… Все забыл, даже свое имя и Род, оставил только ненависть в душе и черном сердце.
Олег сказал, повторяя Гольша:
— Друзья могут быть фальшивыми, а враги всегда настоящие.
В тягостном молчании вывели коней. Подул холодный северный ветер. Невры даже не заметили, что воительница, и без того крохотная, сжималась в комок, пытаясь удержать остатки тепла. Мрак все замечал, но лишь хмуро скалил зубы. Олег, погруженный в думы, обратил внимание не раньше, чем сердобольный Таргитай расковырял мешки, укрыл рыжую покрывалом из старой шкуры. Она только смотрела благодарными глазами, но вышептать ничего не могла: губы посинели и распухли.
Заночевали в лесочке, не успев добраться до села или деревни. Лиска едва не влезла в середину костра, пропахла огнем и гарью. Едва перестала стучать зубами, прилипла к Таргитаю:
— Где перехлестнулись с Агимасом?
— На великом празднике певцов, — ответил Таргитай самодовольно. Он бросил на Олега победный взгляд. — Еще в киммерийском царстве.
Лиска ахнула:
— Агимас пел?.. А что у него с лицом? Шрамы совсем свежие.
— Олег разукрасил.
Лиска с недоверием оглянулась на волхва. Олег с отстраненным видом чертил прутиком по земле. На просветленном лице были отрешенность от мирских дел, мудрое раздумье.
— Как он… мог?
— Ему лучше под горячую руку не попадаться. Зашибет.
Лиска снова покосилась на задумчивого волхва, спросила шепотом:
— Наверное, Агимас плохо пел?
— Нет, это Олегу медведь на ухо наступил.
Утром Мрак поднялся, как всегда первым, он так считал, но на этот раз Олег уже сидел возле прогорающего костра. Багровые угли потрескивали, рассыпались — волхв задумчиво тыкал в них прутиком.
— Не ложился?
— Волхвы спят мало. Волхв — не певец.
— Не защищай байбака. Ты раньше тоже спал без задних ног. Меняешься, Олег, меняешься!
— Тарх тоже изменился. Не так заметно, но… песни стали иными. Мрак, я чую, что нас опасаются всерьез.
Мрак пренебрежительно хмыкнул:
— Чуешь! Без чуянья видно. Почуй, как добежать к Мировому Дереву. Или доползти, обдирая локти. Если надо, то — обламывая ногти и царапая пузо.
— Я в самом деле чую. Смутно, как сквозь густой туман, когда звуки идут с разных сторон… Сейчас мы слепые котята, но когда добудем… ежели добудем, то даже сильным магам тягаться с нами будет непросто.
