Странно, что мы испытывали перед ними такой благоговейный трепет.
— Знания знаниям рознь, ты сама это говорила, Каттея. Одни входят в человека и расцветают, другие недоступны ему, пока он не перестанет быть самим собой.
— Человек — да! — подхватила она. — Но я принадлежу к колдуньям Эсткарпа. То, что недоступно человеку, доступно нам. И когда я запасусь знаниями, за которыми пришла сюда, я вернусь, и вы скажете мне спасибо.
Третье будущее, показанное Лоскитой, — внезапно возникло в моем сознании; я увидел его так же явственно, как тогда в выемке с голубым песком. Я увидел скачущих всадников Тьмы и среди них — Каттею, метавшую огненные молнии в нас, ее родных братьев.
— Нет! — резко оборвала меня Каттея. — Это лживое предсказание — козни злых сил. Тебя обманули! И ты поверил, что я — ваша сестра — способна на это? Динзиль говорит…
Она помедлила, и я спросил:
— Так что же говорит Динзиль?
Ее слова обдали меня холодом, как это было в Долине:
— Тебе не нравился, что у меня есть настоящие друзья, ты хочешь держать меня при себе. Килан великодушнее, он понимает, что мы по-прежнему останемся едины, даже если пойдем дальше порознь. Но ты не можешь этого допустить, почему-то считаешь себя вправе все решать за меня.
— Это тебе сказал Динзиль?
Ничего другого я от него и не ждал. Но такой довод трудно было опровергнуть. Мои попытки освободить Каттею могли в ее глазах только подтвердить правоту Динзиля. Что я мог на это возразить?
— Ты невзлюбил Динзиля. У него много недругов, я знаю. И ты, и еще кое-кто в Долине, не доверяете ему. Но теперь он старается собрать непобедимую зилу. Неужели вы думаете, что с помощью меча и каких-то жалких заклинаний сможете противостоять Великим, которых растревожил бунт в Эскоре? Тут нужны силы могущественнее всех, известных людям.
— И Динзиль может собрать такие силы и управлять ими?
— Да! С моей помощью! — в этом была удесятеренная самоуверенность прежней Каттеи.
— Возвращайся, Кемок. Ты же любишь меня, я знаю, хотя эта любовь для меня как оковы. Ты пришел с любовью, и я хочу тебе добра. Динзиль позаботится, чтобы ты вернулся в тот мир, который тебе подходит. Скажи всем в Долине, что когда мы придем, с нами будут такие силы, что Тьма отступит еще до того, как мы нанесем первый удар.
Я закрыл от нее свой ум — от этой Каттеи — чудовища, которое показал мне Динзиль, — и, собрав всю свою волю, снова стал вспоминать ту Каттею, которую знал и любил, которая была частью меня самого…
— Кемок! — ее высокомерие как рукой сняло, это был крик страдания. — Кемок, что ты делаешь? Не надо, перестань! Ты снова налагаешь на меня свои оковы, их так трудно разорвать. А я должна беречь силы, чтобы выполнить свое предназначение.
Я продолжал вспоминать. Каттея, юная, чистая душой, веселая танцует на зеленом лугу, и на ее пение к ней с неба слетаются птицы. Смеющаяся Каттея, протянув руку, отламывает с карниза сосульку и подносит к губам, а вокруг заснеженный морозный сад, переливающийся бриллиантами под зимним солнцем. Каттея роняет сосульку и тихим свистом подзывает снегиря… Каттея ныряет в речную прохладу и плывет с нами наперегонки, но, увидев запутавшегося в тростнике детеныша выдры, останавливается, забыв обо всем, и заботливо вызволяет малыша из плена… Каттея сидит между нами при свете очага, слушая сказки Анхорты…
— Не надо! — мольба стала слабее и глуше. Я вспоминал и вспоминал, не отнимая лап от шарфа и меча — моих талисманов, на которые я только и мог рассчитывать во владениях Динзиля.
Каттея бежит с нами по золотому жнивью, вместе с поселянами мы вяжем снопы. Каттею, по старинному обычаю, выбирают встречать с праздничной чашей проезжающих. Она идет собирать дань и возвращается довольная удачей, смеющаяся — звенит наполненная чаша: мимо проехал целый отряд всадников, и каждый бросил монету.
Вот какую Каттею я вспоминал, но только не Каттею-колдунью, ведущую к нынешней, здешней Каттее, которую я не знал, которой боялся.
— Кемок… Кемок, где ты?
Сначала я подумал, что это голос Каттеи из моих воспоминаний — совсем юный, неуверенный, почти растерянный.