— Добрый день, господа, — прошел к свободному столу и сел.
Тут же у стола объявился Владимир Александрович Жуковский.
— Вы-то, господин Самойлов, мне и нужны! Очень хорошо, что пожаловали! Ведь есть у вас приятели среди студентов? Знаетесь вы с нигилистами? — Молодой человек сдержанно улыбнулся. — Знаетесь! Знаетесь! Так скажите мне, уважаемый, нужна России конституция?
— Едва ли нужна, — последовал неторопливый ответ.
— Помилуйте! — взвился Жуковский. — А что же нужно?
— Не знаю, право, — флегматично ответил молодой человек. — Наверное, не знаю. Вот вам, может быть, конституция нужна. А народ толком и не ведает, что это такое.
— Хорошо-с! — Жуковский укором возвышался перед столом, за которым сидел Самойлов. — В таком случае, согласитесь, прежде всего надо разделаться с ним… — И Владимир Александрович едва заметно кивнул на портрет Александра Второго. — Вы понимаете?
— Догадываюсь. — Молодой человек усмехнулся. — Что же, попробуйте.
И в комнате наступило молчание.
Его нарушил Каблиц.
— Вы принесли новую статью?
— Да, Иосиф Иванович. — Молодой человек вынул из кармана сюртука несколько листов бумаги, исписанных мелким убористым почерком. — Прошу.
Каблиц взял листки, прочитал заголовок: «Александр Дюма-отец как политический деятель», — и сказал Самойлову:
— А я ваш последний труд уже в гранках просматриваю. — Он повернулся к Жуковскому и Осипову-Новодворскому: — Господа! В статье нашего молодого друга о театре эпохи французской революции есть любопытные мысли. — Со своего стола Иосиф Иванович взял гранки. — Вот послушайте, что он пишет о французских либералах революционного десятилетия: «Боясь участвовать в борьбе, эти люди берут лишь своей меднолобой готовностью грубить и льстить по команде, хотя бы им для этого приходилось оплевывать самих себя. Задним числом они бывают удивительно смелы и развязны». — Каблиц посмотрел на Самойлова с внезапным напряжением. — Кого вы имеете в виду, милостивый государь?
— Французских либералов, — спокойно ответил Самойлов.
На этот раз вскинулся Осипов-Новодворский:
— Вы уж нас совсем за дураков-то не считайте! — В голосе Андрея Петровича прозвучала явная обида.
— Да, да! — запальчиво подхватил Жуковский. — Так все-таки кого вы имеете в виду?
— Ну, хорошо, — Самойлов скупо улыбнулся. — Я не имею в виду никого персонально и всех, кто это примет на свой счет.
И опять неловкое молчание повисло в комнате.
— Да! — вдруг воспрял Владимир Александрович. — Теперь, когда мы все в сборе… — Он понизил голос и оглянулся на дверь. — Сейчас я вам кое-что покажу… — Жуковский из своего стола извлек тонкий журнал в зеленоватой мягкой обложке и перешел на шепот: — Вот!.. Пятый номер «Народной воли». Один знакомый студент из университета презентовал. Тут интереснейшая статья некоего А. Дорошенко… Иосиф, покарауль, пожалуйста… — Каблиц поднялся со стула и встал у двери. — Целая программа политической и экономической борьбы. Очень доказательно, логично. И прямой призыв к революции. Сейчас я вам кое-что… — Владимир Александрович стал листать журнал, и рука его слегка дрожала. — Вот! Одно название чего стоит! «Политическая революция и экономический вопрос». Я тут отчеркнул… Слушайте! — Слова в шепоте зашелестели быстро и невнятно… — «Для полного ниспровержения существующего порядка необходимо одновременно городское и деревенское восстание. Действительно, самое обширное крестьянское движение при всех усилиях со стороны партии…»
— Простите, господа, — перебил чтение Самойлов, — я должен идти. Дела. Завтра или послезавтра, Иосиф Иванович, принесу статью о газетах того времени во Франции, как договорились. — Он был уже в пальто и цилиндре. — До встречи, господа.
Хлопнула дверь.
— Странный господин, — рассерженно сказал Жуковский.
— Не скажите, — запротестовал Осипов-Новодворский. — Мне он интересен. Есть в нем что-то благородно-загадочное. — И он склонился к Владимиру Александровичу. — Ну-ну? Что там дальше?
— Так-с! — Жуковский облизал высохшие вдруг губы и продолжал чтение свистящим шепотом: — «…при всех усилиях со стороны партии поддерживать и организовать его, крестьянское восстание не в состоянии совладеть с централизованным и прекрасно вооруженным врагом, если ему не будут нанесены тяжелые удары в центрах его материальной и военной силы, то есть и в столицах, и в больших городах…» — Владимир Александрович Жуковский оглянулся на портрет русского самодержца. — Каково, господа? А этому Самойлову, видите ли, неинтересно!
