Три короба правды, или Дочь уксусника - страница 64

Шрифт
Интервал

стр.

– А что за стул скамейкой такой? – спросил Артемий Иванович.

– Ну, такой стул без прислона, тубарет или как его… Петр Емельянович очень сердится, когда я его неправильно говорю на людях.

– А те солдаты, что вошли в дом – они не к Черепу-Симановичу ли шли? – спросил поляк.

– Мне почем знать! Отсюда не видать. Да только больше не к кому – во всех остальных окнах света уже не было.

– И что же – они до сих пор там?

– Я, как свет погасили у них, сразу спать пошла. Может, и вышли.

– А Варакута, значит, приехал в аккурат, как дворника в дом уволокли?

– Так он еще валенками в дверях отдрыгать не успел, когда инженер подъехамши.

– И что же у него в мешке было?

– Да как всегда: то ли дыни канталупки какие, то ли горшки круглые.

– А что, черная кухарка, которая в доме напротив живет, сейчас тут?

– Внизу, на кухне, картошку чистит, – сказал Агриппина Ивановна.

Кухарка оказалась дородной бойкой бабой, которая не смогла сообщить им ничего нового о доме, кроме того, что перед самыми началом поста она вешала белье на чердаке и на чердачной лестнице спугнула какого-то подозрительного человека из интеллигентных, с револьвером, – должно быть, белье крал.

Выслушав ее немудреный рассказ, поляк с Артемием Ивановичем попрощались с Петром Емельяновичем и, пообещав вечером осчастливить своим посещением его семейство снова, покинули кухмистерскую.

– Нам бы на Патронный завод как-нибудь проникнуть, про Варакуту выяснить, – сказал Фаберовский. – Завод этот хоть и военный, но все ж не Преображенский полк.

– У меня один знакомый есть по Передвижной выставке, я ему свои картины на баллотировку отвозил. Он как раз тогда с Патронного завода в отставку вышел. Генерал-майор, между прочим. Он здесь неподалеку на Сергиевской близ угла с Воскресенским живет.

– Тогда сейчас к нему, может, он нам что-нибудь про Варакуту путного расскажет. До вечера успеем вернуться.

Они вышли обратно на Шпалерную и, обернувшись, увидели два круглых лица, прилипших к стеклу на втором этаже кухмистерского дома. Артемий Иванович помахал им рукой и спросил у поляка:

– Степан, а какую из них я себе в невесты выбрал? Как ее хоть зовут?

– Не ведаю, пан Артемий. Потом у папаши спросим. Без жены не останешься.

И они пешком отправились к знакомому Артемия Ивановича, жившему в доме китайского посольства.

– У них пироги теща печет просто неописуемые, ради них все и приходят, поэтому он ее специально в комнатке окном во двор держит, чтоб не сбежала, – рассказывал Артемий Иванович, пока они поднимались на четвертый этаж по роскошной лестнице, украшенной камином, лепниной и античными фигурами, прикрывавшими горстями сомнительные места. – Только ты, Степан, не говори ему, кто я. А то он либерального образа мыслей и на баллотировке в феврале картины мои зарежет. Скажи, что я просто порекомендовал тебе к нему обратиться, поскольку знаю его как честного и принципиального человека. И ты сам не по политической части, а из сыскного.

– Да уж догадаюсь, – буркнул Фаберовский, остановился перед дверью квартиры № 8 и крутанул медную шишку звонка под табличкой «Прошу крутить».

Дверь открыла горничная в белом накрахмаленном фартуке и кружевной наколке на голове.

– Нам угодно Николая Александровича, – подсказал поляку Артемий Иванович.

После некоторого замешательства им предложили войти. Затем горничная удалилась и вернулась, чтобы позвать поляка в мастерскую к генералу. Артемий Иванович остался дожидаться Фаберовского в прихожей.

Генерал-майор, среднего роста худой немолодой мужчина с густыми седеющими волосами, редкой бородкой и болезненными мешками под глазами, сидел на высоком табурете посреди большой комнаты, заставленной по стенам свернутыми холстами и подрамниками в несколько рядов, и безнадежно смотрел на карандашный набросок кукиша, приколотый к мольберту.

– Хотите чаю? – тихим свистящим голосом спросил он у Фаберовского, отвлекаясь от своих дум. – Я, понимаете ли, обдумываю новый замысел, «Иуда», но ничего не выходит. Я уже даже вижу колорит будущей картины: багрово-красные тени, кровавый отблеск на белых одеждах, а сами одежды не белые, а такого грязно-розового цвета, как бумажный уплотнитель пули для облегченного заряда … А вы, собственно, кто?


стр.

Похожие книги