– А в восемьдесят седьмом году Федоров свинцовую жеребейку со стрихнином лизал, – сказал Черевин жандарму, складывая рапорт. – Еле откачали.
Карета остановилась перед черным обгорелым остовом конки и генералу пришлось сойти раньше и пройтись пешком, по усеянной самоварными корпусами и поленьями улице, до кухмистерской. После того как чины охраны реквизировали у хозяина перину и заткнули ей окно, в квартире у Петра Емельяновича Владимирова стало тепло. В гостиной у аппарата клевал носом телеграфист. Лукич в углу, сидя на табурете, от нечего делать щипал лучину из полена. В столовой, куда были стащены лампы со всего дома, и где в табачном дыму можно было вешать топор, полковник Секеринский пил чай с коньяком. Изможденный и уставший Петр Емельянович полулежал на диване, сжимая в руке пустой стакан. На табурете у окна помещалась госпожа Сеньчукова, доставленная из Полюстрово по требованию бразильского секретаря. Вместе с Секеринским за столом сидели двое штатских и статский советник Соколов, переписывавший набело допросные листы.
Увидев Черевина, полковник вскочил и торопливо представил своих сотрапезников:
– Доктор медицины Чечотт и надворный советник фон Ольденрогге, сверхштатный ординатор в больнице Св. Николая.
– Полковник, почему в самый разгар приема в посольстве погас свет? – спросил генерал, подходя к столу.
– Это, ваше превосходительство, непредусмотренное физическое явление, трагическая, скажем так, случайность. Один из осаждаемых сгорел, схватившись за два провода в буфете капитана Варакуты. И тем погасил свет во всем квартале. Варакута признался, что просто собирался украсть электричество в посольстве.
– Как можно красть электричество? – изумился Черевин. – Это же предмет эфемерный! А что с ящиками из-под пороха?
– Просто пустые ящики. В них Варакута материалы с завода носил, а выделенные на покупку деньги себе брал.
– Вы допросили господина кухмистера и его дочерей, как я просил?
– Вот, допросили-с, – не отрываясь от письма, показал пером в сторону кухмистера Соколов.
– Девица Владимирова, Глафира Петровна, уже пришла в себя и может говорить, хотя и очень слаба, – пояснил Секеринский. – Она показала, что уже давно может разговаривать, но не делала этого из опасения возвратной горячки, которой ей угрожал доктор Казюхин.
– Доктора – в ДПЗ, – распорядился генерал. – Что еще?
– 5 января сия девица была заперта своей сестрой Василисой в дровяном сарае, предварительно связанная красной революционной лентой.
– Она ей еще сказала, ваше превосходительство: «Я буду жена венчанная, а ты дура набитая», – подал голос от печки Лукич. – Кто ж мог подумать, что дура-баба свою сестру по такому морозу в подвале в одном платье запрет! Глашка-то выть начала было, а все думали, что это опять тот самый бес сапожниковский вернулся.
– Какой еще бес? – удивился Секеринский.
– Да не бес то был вовсе. Это с атаманского полка хорунжий. Его сегодня казаки при штурме на Шпалерной в одних кальсонах на чердаке нашли. Уж как радовались! Мы, грят, ваше благородие, уж и в станицу отписывали! Это ж как надо быть охочим до женского полу, чтобы две недели без порток по такому морозу на чердаке сидеть!
– Боюсь, не придется вашему хорунжему этих пряников больше отведывать, – ехидно усмехнулся фон Ольденрогге. – Все естество свое к бесу отморозил.
– Погоди, я седьмого сюда приходил, и Глафира дома уже была, – помотал головой Черевин.
– Так ведь в горячке она была, – сказал Лукич. – И не разговаривала. Василиска-то испугалась, и на следующий день сестрицу сама вытащила, да в дом отволокла. Я Василиске даже помогал, она мне сказала, что на улице нашла.
– Лукич, розги приготовил? – прохрипел с дивана кухмистер.
– Да где ж их взять-то, Петр Емельянович? До Вербного воскресения розог не будет. Да вы не тревожьтесь, я метлу старую у Капитоныча возьму и в уксусе вымочу.
– Ваше превосходительство, внизу в зале кухмистерской сидят под охраной гвардейские офицеры, согласно вашему списку, – сказал генералу полковник Секеринский. – Я отдал распоряжение арестовать их всех во время штурма и доставить сюда. Они в один голос несли страшную чушь про террористов, которые неоднократно пытались отравить великого князя и совершили на него покушение с бомбой у австрийского посольства. Про какую-то панельную охрану, начальник которой тоже был едва не убит прямо у себя дома. Зачем-то приплели Св. Владимира и Андрея Первозванного. Я осторожно выразил мнение, что у Его Высочества в гвардии распространилась какая-то параноидальная мания, но они яростно утверждали, что никакой паранойи у них теперь нет, и в доказательство все как один демонстрировали странные синие пятна на ягодицах. Все это записано в протоколах допроса. Аполлон Николаевич, вы переписали? Тогда передайте его превосходительству хотя бы то, что уже переписано. Когда я допрашивал корнета Борхвардта из кирасирского Ея Величества полка, у того на губах выступила пена, а поручик Пургольд из конной гвардии при аресте изволил съесть какие-то бумаги, предположительно Устав тайного общества, и теперь сидит на горшке. Слабительное ему дали, но пока не подействовало.
