Подали сани, и Черевин вместе с Варенькой отбыли на Шпалерную. Вслед за ним ехал извозчик с двумя жандармами.
Кухмистер встретил их сам не свой. Он даже не мог сегодня стоять у плиты, потому что от волнения у него тряслись руки.
– Ваше превосходительство, смилуйтесь над безутешным папашей, – кинулся он в ноги Черевину. – Скажите: где жених?
– Я сам приехал к вам спросить об этом.
Кухмистер пискнул и мягко завалился набок.
– Малохольный народ теперь стал, – вздохнул Черевин. – Если не горячка, так обморок. Барышня, у вас соли с собой нету? Жаль. Есть тут, в квартире, кто живой?
На крик генерала явилась Агриппина Ивановна. Увидев мужа распростертым на полу, она ойкнула, но оказалась крепче супруга и в обморок падать не стала. Вместо этого она позвала господина, представленного доктором Казюхиным, который быстро привел кухмистера в себя.
– Скажите, когда последний раз вы видели жениха вашей дочери? – спросил Черевин Петра Емельяновича.
– На другой день после театра я его последний раз видел, они к нам с их превосходительством пообедать заезжали.
– Понятно. Поехали, барышня, на Конюшенную, здесь нам больше ловить нечего.
Уже внизу в подъезде генерала остановил Лукич.
– Ваше превосходительство, дозвольте с вами переговорить тайно. В тот день, когда последний раз к нам заезжали господин Фаберовский с господином Владимировым, исчезла невеста господина Владимирова, Глафира. И не было ее до вчерашнего вечера. Нашла ее сестра во дворе в совершенном беспамятстве, теперь вот доктор при ней сидит, потому что в горячке она.
– Ну … твою мать! – всплеснул руками Черевин. – И она в горячке! Прямо всех в ту ночь горячка прохватила!
Полковник Секеринский уже ждал генерала в кондитерской Вебера. Он сидел за мраморным столиком и читал какие-то бумаги из голубой паки. Рядом стояла пустая чашка из-под кофе и тарелка с надкусанной булочкой. За спиной полковника замер жандарм с портфелем в руках.
Увидев входящих в кондитерскую Черевина и Вареньку, Секеринский встал из-за стола и сделал шаг им навстречу.
– Я только что взял ключ у управляющего, но квартира опечатана.
– Кем?
– Дворник говорит, что сыскной полицией. Я не стал срывать без вашего дозволения.
– Нам сыскная не указ, – сказал Черевин. – Пошли.
Они поднялись наверх, жандарм шашкой перепилил бечевку с сургучным подвесом печати.
– Это что же, будка собачья? – спросил генерал у Саввы Ерофеича, вызванного понятым.
– Будка-с, – подтвердил дворник. – Здесь академик Кобелевский полкана допреж того держали-с.
– А где же ныне собака? – спросил Секеринский, присаживаясь перед будкой на корточки, пока жандарм открывал ключом дверь в квартиру.
– Полагаю, отбыла-с с господами агентами. Уж очень она к ним привязавшись была.
– Чего вы там, в будке, ищете, полковник? – спросил Черевин. – Там, кроме блох, ничего нет.
– В будках часто держат нелегальную литературу.
– Помилуйте, то же в деревнях! Кто ж в городе будет в будке на лестничной площадке что ценное держать?
– Ну, глупость человеческая границ не имеет.
Полковник поднялся на ноги.
– Давеча вот в дом предварительного заключения хлеб выпеченный передали, а внутри веревка была из нарезанных на полосы и связанных между собой простыней.
– Отчего же глупость! – обиженно сказала Варенька. – В романах так всегда из крепостей бегут.
Секеринский удивленно поглядел на студентку, сопровождавшую генерала, но ничего не сказал. Вслед за жандармом они вошли в квартиру. Здесь царила идеальная чистота: перед окончательным уходом к Шульцу Луиза Ивановна привела все в порядок.
Полковник тотчас послал одного из жандармов по коридору к черному входу, еще один пошел осматривать кухню и комнаты прислуги. Сам Секеринский с Черевиным и Варенькой первым дело прошли через гостиную в кабинет. Здесь тоже все было прибрано, на столе были аккуратно разложены уцелевшие предметные стекла с наклеенными на них тараканами, папки с бумагами, книги с выдранными страницами (каковые лежали отдельной стопочкой), на полу на расстеленной газетке стояли два пустых ведра и банка с купоросом. Разбитый шприц с дюжиной толстых погнутых игл располагался рядом с чернильницей и пресс-папье.
