7 января 1893 года, четверг
– Ну что, Карп, нет каких сведений от Секеринского про двух наших молодцов? – спросил Черевин, садясь на кровати и принимая от денщика стакан с капустным рассолом.
– Исчезли, как в прорубь канули, – ответствовал Карп. – Приезжал утром посыльный из Охранного, говорит, никаких следов нету.
– Как бы в самом деле их под лед не спустили. Вон, к водосвятию сколько прорубей понаделали!
– Оно, конечно, так, Петр Александрович, – согласился денщик, забирая стакан обратно. – Два дня уж как исчезли. Только таких разве утопишь! Они ж как заговоренные, в одну прорубь их кинешь, а они из другой уже лезут. Да и в святой воде разве ж кто утонет?
– Грешники великие, например.
– Кстати, там к вам барышня какая-то заявилась, некая Варвара Алексеевна Мартынова.
– Подавай портки.
Черевин быстро облачился, сполоснул под умывальником лицо и вышел в гостиную.
– Чем обязан, сударыня? – спросил он и тут узнал в посетительнице барышню, крутившуюся вокруг Фаберовского в театре. – Вы знаете что-нибудь о них? Только, пожалуйста, без рыданий. Скажите мне внятно, громко: я после Борков плохо слышу. Когда вы последний раз видели их?
– Вчера утром, – всхлипывая, ответила Варенька и вскочила с дивана.
– Садитесь, садитесь. – Черевин сел на стул напротив. – Карп, подай нам с барышней чаю с коньяком и лимоном. Значит, вчера утром они были еще живы? Опа! Карп, плюнь на чай, неси нюхательную соль! Барышня в обморок хлопнулась.
Вдвоем они уложили Вареньку на диване и привели в чувство.
– Уж не влюблены ли вы в какого-нибудь из моих молодцов? – спросил Черевин, который обрел некоторую надежду на то, что его агенты живы. – В господина Владимирова, например? Я и сам в него влюблен отчасти.
– Мне господин губернатор не понравился, – ответила Варенька слабым голосом. – Он у нас все колбаски съел и мою подругу очкастой мумлей назвал. У нее сейчас руки отнялись после ночи, проведенной с ним. Она его всю ночь газетой обмахивала.
– Так вы, значит, в господина Фаберовского влюблены-с?
– Господин губернатор…
– Будет вам уже, барышня! Какой он, к черту, губернатор!
– Господин Владимиров привез его к нам на квартиру раненного, в горячке, мы еле его выходили. Они очень опасались, что заговорщики захотят добить их.
– Они что, не могли кого-нибудь отправить ко мне?
– А вы разве не получили от них записку? Соломон должен был принести ее еще позавчера.
– Что еще за Соломон? Сам он где сейчас?
– Не знаю. Он ушел позавчера и больше не приходил. Он студент Медико-Хирургической академии. Соломон Шамович Варшавчик. Неужели его тоже убили?
– Г-н Варшавчик, небось, ваш бывший жених? Которого мы с Ширинкиным в театре допрашивали? Хотел бы я знать, кому он эту записку вместо меня передал. Если заговорщикам, то господин Фаберовский вместе с губернатором имеют все шансы действительно оказаться где-нибудь в проруби. Увидитесь с ним по весне, когда полиция вас на опознание вызовет. Карп, соль!
Пока денщик выводил опять Вареньку из обморочного состояния, Черевин нервно расхаживал по гостиной и пытался думать. Голову ломило с похмелья, но надо было действовать. Он телефонировал в дворцовое управление и велел прислать за ним сани.
– Что мне делать, Ваше превосходительство? – спросила Варенька, увидев, что Карп помогает генералу надеть шинель.
– Можете поехать со мной. Карп, телефонируешь полковнику Секеринскому, пусть едет прямо на Большую Конюшенную, ждет меня там в кондитерской Вебера. И пусть отправит людей за Соломоном Варшавчиком в Медико-Хирургическую академию, и тоже его на Конюшенную.
– А мы куда?
– К невесте господина Владимирова. А ведь завтра на свадьбе у него гулять собирался! Тьфу!
