– И где же должна состояться встреча?
– У флигелей Штаба корпуса на Миллионной. А там как раз проживает капитан Сеньчуков.
– Видимо, капитану Сеньчукову было поручено избавиться от г-на Владимирова, а г-жа Сеньчукова должна расправиться с вами. Сомневаюсь, чтобы заговорщики полагали заманить вас к капитану домой и убить там. Я думаю, что госпожа Сеньчукова попросит вас сопроводить ее в какое-нибудь заранее условленное место за городом, и даже, быть может, расскажет вам чего-нибудь правдоподобное о заговорщиках и их угрозах ей, чтобы вы поверили. Либо она застрелит вас по пути, либо там, на месте вас прикончат сообщники. Но вы, однако, езжайте с ней. А коли уж г-н Владимиров остался сегодня жив, пусть он едет опять за извощика, если извощик будет не из заговорщиков, она поостережется стрелять в вас по дороге. Опять же вдвоем и помирать не так страшно.
– Дзенькуе, ваше превосходительство.
– Только возьмите на извозчичьем дворе лошадь, а не клячу какую, чтобы г-н Владимиров с вестями ко мне не к утру приперся. Завтра заедете ко мне домой, я сам буду в Аничковом, но вам у Карпа оставлю инструкции.
Снизу прибежал чин охраны в штатском и с волнением в голосе доложил Черевину:
– Великие князья сбежали!
Черевин вскочил и через две ступеньки помчался вниз. Фаберовский побежал следом. В великокняжеском фойе было пусто, и жандармы у подъезда подтвердили, что оба великих князя с цесаревичем в сопровождении значительного числа офицеров гвардии отбыли по Офицерской в сторону Английского проспекта, а за ними и многочисленные сани с подозрительного вида сбродом в малиновых кушаках.
– Дурдом, – сказал Черевин. – На Пряжку, что ли, поехали?
– Не могу знать, – отчеканил жандарм. – К великому князю Алексею Александровичу во дворец, наверное.
– В докторскую книгу и в книгу дежурного ничего не записывать, и пошлите приказ Феоктистову от моего имени, чтобы в газетах не было ни единого слова о происшедшем.
4 января 1893 года, понедельник
– Ваше превосходительство! – В дверь спальни постучала Луиза Ивановна. – К вам околоточный с дворником.
– Я же показывал им уже бумаги, – Фаберовский вытянул под одеялом ноги и уперся ими во что-то тяжелое, лежавшее поверх одеяла. В комнате было еще темно. Он рывком сел. На одеяле брюхом вверх лежал сам спаситель Полкан и следил за поляком из-под полуприкрытых век. Фаберовский откинул одеяло и спустил ноги.
«Все-таки правильно, что я у Вареньки не остался, – подумал он. – Пан Артемий наверняка на Шпалерной дрыхнет, а сейчас насчет вчерашней стрельбы на лестнице надо объясняться, чтобы шум не подняли.»
Поляк слез с кровати, натянул штаны, набросил сюртук и вышел из спальни в коридор, сонно шаркая ботинками. Яркий электрический свет от лампы на стене слепил глаза.
– Луиза, пан Артемий не приезжал? – сказал Фаберовский, прикрывая глаза рукой.
– Нет.
Он кивнул и пошарил по животу. Часы остались в жилетке на спинке стула.
– Который нынче час?
– Девятый.
– Зови сюда околоточного.
Из прихожей появился смущенный околоточный.
– Там ваш подчиненный у Шульца нашалил-с, – сказал он. – Уж вы подойдите, мы его без вас трогать не решаемся.
Фаберовский покорно напялил шубу и шапку и вышел на лестничную площадку. Вчерашнее поле битвы предстало перед ним во всем своем великолепии. Пол был усыпан битым стеклом, местами испачканным кровью. Ледяной ветер врывался в разбитое окно и колыхал почерневшие от мороза листья аспидистр. Ниже площадкой топтались дворник со стекольщиком, молодым русым парнем с бородкой, который вынимал осколки из рамы. На подоконнике рядом с ним благоухал свежей олифой огромный кусок белой, самой дорогой, замазки в промасленной бумаге.
– Будку тоже стеклим? – весело спросил он, увидев Фаберовского.
– Пошути еще у меня! – огрызнулся тот, не расположенный с утра к шуткам.
– Сыскную вызывать будете? – спросил околоточный, скрипя сапогами по осколкам на лестнице и разглядывая изрытые пулями стены.
– Сами, своим ведомством разберемся.
– Тогда можешь все убирать, – велел околоточный дворнику. – А пока с нами пошли. Гирьками орудовали. – Полицейский колупнул ногтем вмятину в штукатурке, и такую же вмятину на полированном дереве перил. – А Веберам клистир надо прописать, что до сих пор швейцара в приличном подъезде нету.