– Да я и не собираюсь отлынивать! Мне справку о говении к восьмому числу надо, а я на духу двадцать лет не был.
– Как же это можно двадцать лет без исповеди?
– Некогда мне было, я Государя денно и нощно берег. Один раз в начале марта двенадцать лет назад на три дня отпуск взял, и вот что вышло…
Отец Николай перекрестился.
– А что вышло-то? – спросил он.
– Вы второго марта что празднуете?
– Восшествие Государя на престол.
– А накануне что было?
– Преподобной мученицы Евдокии. Так на ком же вы жениться собрались, сын мой? – поспешил отвлечь грозного посетителя отец Николай.
– На Глафире Петровне, дочери Петра Емельяновича Владимирова, содержателя кухмистерской на Шпалерной.
– Знаем мы Петра Емельяновича, – сказал отец Николай. – И в церковь через неделю заглядывает, и в даянии не усерден. А вы, стало быть, на его дочери женитесь? Преглупейшая девица. Только как же быть, вы же с ней в близком родстве?
Тут у Артемия Ивановича померк свет в глазах.
– Как это в родстве? Я еще не женился! Мне еще для этого говеть надо!
– Так ведь Петр Емельянович мне даже справку показывал летом, что вы его близкий родственник.
– Ну, вот что я вам скажу, батюшка. Мы люди государственные, нам на глупости размениваться времени нету. Вы дадите мне справку о говении? Иначе сообщу благочинному, что вы до сих пор о смерти прежнего Государя не знаете.
– У нас практика выдачи справок за деньги не приветствуется. Мы же не в пригородном Храме каком-нибудь парголовском.
– А вы без денег…
– Как это без денег?!
– Ну, вы и анафема, батюшка! – возмутился Артемий Иванович и достал револьвер.
Неизвестно, чем бы закончился сей спор, когда бы из темноты храма не возник Фаберовский и не сказал, забирая оружие у Артемия Ивановича:
– Я, святой отец, хочу перекреститься из католичества в православие.
– А ты что, Степан, здесь делаешь? – удивился Артемий Иванович.
– Пана Артемия забрать. Ездил я на Дмитровский, да только зря на морозе проторчал. Фонари зажгли, а в квартире так никого не появилось – нет там никого. Дворник из дома напротив сказал, что дом очень странный, от него не выставляют дежурных вовсе и ни с кем дружбы не водят.
Священник заглянул за бобровый воротник поляку, увидел там орденок и важно сказал Артемию Ивановичу:
– Дело обращения в православие его превосходительства – первостепенное! Приходите завтра.
– Да он шутит, это же мой начальник, – сказал Артемий Иванович. – Он вообще англиканин.
– Все равно не дам разрешения! – обиделся поп.
– Ежели вы, ваше преподобие, меня не уважите, я в католичество подамся, – угрожающе произнес Артемий Иванович. – И вы же будете меня потом ходить увещевать. А у нас в семье тому страшный пример был. Дядя мой Поросятьев влюбился в одну француженку и по требованию ее родителя решил отпасть от православия. Два месяца его поп из Покрова на Жабьей Лавице увещевал. Платил ему Поросятьев первый месяц по 10 рублей, а потом поп стал ходить с попадьей и становым приставом. Дядя зажадничал, поп взялся увещевать его всерьез, и пришлось Поросятьеву свести счеты с жизнью. И так у него это неуклюже получилось, что неясно было – то ли самоубийством смерть его признать, то ли несчастным случаем. Его даже похоронили посередке, под церковной оградой.
– Ну, хорошо, – сказал отец Николай. – Венчаться-то где намерены?
– У вас, батюшка, у вас. И детишек у вас, Бог даст, крестить будем.
– Я дам вам справку о говении в Рождественский пост. Задним числом. Но вы будете три дня поститься, посещать все службы и отправлять все молитвы!
