Тревожный звон славы - страница 15

   — Как! — воскликнул Пушкин. — Поэт Языков?

   — Наш дерптский студент, мой приятель. О, он ищет многого, он хочет обыкновенную жизнь возвысить! Все, даже неприятели — а у кого их нет? — соглашаются в обширности его дарований.

   — Тащите его сюда! Я желал бы знакомства...

   — В обществе, на студенческих наших празднествах он не душа, нет, он молчит, но вдруг скажет что-нибудь и по-новому как-то осветит...

   — Николай Языков! Да он талантище...

   — Прочтите нам что-нибудь... — между тем наперебой просили барышни.

Пушкин отнекивался. Но они не отставали. Он сослался на усталость. Но они настаивали. Он обыкновенно читать своих стихов не любил и из озорства прочитал давнюю свою шалость:

   — Сашка! — возмущённо вскричала Ольга. — Как не совестно!

Лёвушка хохотал, корчился и так тряс головой, что казалось, он сошёл с ума.

Алексей Вульф сдержанно улыбнулся.

Тригорские барышни напряглись, чтобы сохранить приличие. Они переглянулись, и личики их раскраснелись.

И пошла та болтовня — с двусмыслицами, с намёками на отношения двух полов, — которая всегда забавляет молодое общество. Лишь бы старики не мешали!

Круглолицая Аннет Вульф, видимо, влюбилась в него с первого взгляда.

   — Как вы похожи на Байрона! — воскликнула она.

Что за нелепость! Он, которого всю жизнь мучила некрасивость его лица, похож на английского красавца, сводившего с ума даже чопорных леди! Однако он подумал, что в кабинете рядом с портретом Жуковского следует повесить портрет Байрона. И он произнёс мрачно:

   — Увы, здесь не юг. Здесь небо сивое, а луна точно репка...

Аннет, потрясённая, вскинула на него глаза: вот, значит, как он чувствует! Он чувствует так же, как герои его поэм!

   — Но всё же мы здесь живём... — пролепетала она.

Она, несомненно, была изрядная дура. Ну что ж, пусть так. И он потихоньку пожал ей руку.

Когда гости собирались уезжать, Прасковья Александровна подошла к нему.

   — Рада, рада вам, — сказала она, целуя его в лоб. — Однако, Alexandre, я слышала, что губернатор приглашает вас в Псков?

Он сразу же почувствовал раздражение. Вот оно: Прасковья Александровна уже переговорила с его отцом.

   — Сосед-помещик приезжал и рассказал мне, — поспешно прибавила она, прочитав раздражение на его лице.

   — Если я не получу особенного повеления, — резко ответил Пушкин, — я не тронусь с места!

   — Ну хорошо, хорошо, — поспешно сказала она. — Я говорю это потому, что ваши дела всё равно что мои дела!

Гости уехали.

   — Как завивается — в её-то возрасте, — сказала Надежда Осиповна мужу о Прасковье Александровне.

Тот многозначительно поднял брови.

   — Алексей Вульф интересен и воспитан, не правда ли? — доверительно спросила Ольга у брата.

Пушкин уединился в своей комнате. Он засел за письмо к Дельвигу. Ну да, Кюхельбекер был в Москве, Пущин, первый друг, тоже был в Москве, да и, по правде сказать, уже в Петербурге, ещё до ссылки, жизнь как-то развела их... Дельвига, Дельвига он хотел видеть!

На столе уже стояли табачница, подсвечник, чернильница, лежала всякая памятная мелочь.

За окном было темно, в доме всё успокоилось.

Долго горела свеча в новой его обители.

Домой он возвращался на взмыленной лошади. Река неспешно несла свои воды. Тропинка подвела к самому берегу, лошадь потянулась к воде. Она пила и в то же время хвостом обмахивала круп. Потом широким размашистым шагом пошла в гору.

Женская фигура метнулась впереди. Ну да, это Ольга Калашникова! Накинув нарядный шугай на плечи и повязав голову платком, она стояла на тропинке и вдруг бросилась бежать... И так повторялось изо дня в день: девушка убегала со всех ног, как только видела его, но то и дело попадалась, будто случайно, ему на глаза. Случайно ли это было?..

Подъезжая к усадьбе, он встретил почтовый возок. Боже мой, ведь сегодня почтовый день!

Соскочив с лошади и передав узду подоспевшему Петру, он бросился в дом. Да, на круглом столе в зальце — письма... Сергей Львович тоже читал письмо. Пушкин запёрся в комнате.