20 января 1864 года старец умер в своей келье, после короткой болезни, не приобщаясь св. тайн, оставив после себя загадку и легенду…
Легенда эта встретилась с другой. За 39 лет до этого, в далеком окраинном Таганроге, умер император Александр I, неожиданно и при обстоятельствах, поразивших народное воображение. Некий дворовый человек Федор Федоров собрал в записал ходившие в его время «московские новости или новые правдивые я ложные слухи, которые после виднее означутся, которые правдивые, а которые лживые»…[79] Слухов оказалось 51, и в том числе были такие: «Слух 9-й: государь жив. Его продали в иностранную неволю. 10-й слух: государь жив, уехал на легкой шлюпке в море… 37-й слух: сам государь будет встречать свое тело, и на 30-й версте будет церемония Им самим устроена, а везут его адъютанта, изрубленного вместо него…» 32-й слух гласит, что однажды, когда государь в Таганроге приехал в строившийся для Елизаветы Алексеевны дворец, — караульный солдат предупредил его: «„Не извольте входить на оное крыльцо. Вас там убьют из пистолета“. Государь сказал: — „Хочешь ли ты, солдат, за меня умереть? Ты будешь похоронен, как меня должно, и род твой будет награжден“. То солдат на оное согласился» и т. д.
Кроме этих слухов, простодушно зарегистрированных дворовым грамотеем, ходило, наверное, и еще много других в том же роде. И из всех этих фантазий складывалась легенда: царь Александр I, вступивший на престол после насильственной смерти отца, избегнув сам той же участи, отрекается от короны, от земного величия и идет, в самом низком звании, замаливать грехи могущества и власти…
Что же стало с ним дальше?
Вот он, спустя 39 лет после отречения, завершает подвижническую жизнь в убогой келье под Томском.
Так стройно и цельно воплотилась обычная мечта русского народа, находившая такие родственные отклики в душе великого русского писателя. В одном образе она соединила могущественнейшего из царей и самого бесправного из его бесправных подданных. Легенда держалась, крепла, разносилась по широкой Сибири, повторялась в дальних монастырях, записывалась «епископами Петрами» и сельскими священниками, попадала в печать и, наконец, проникла, в виде сдержанных, но многозначительных предположений, на страницы солидного исторического труда В. К. Шильдера. «Если бы, — пишет этот историк (в IV заключительном томе своей истории Александра I), — фантастические догадки и народные предания могли быть основаны на положительных данных и перенесены на реальную почву, то установленная этим путем действительность оставила бы за собой самые смелые поэтические вымыслы… В этом новом образе, созданном народным творчеством, император Александр Павлович, этот „сфинкс, не разгаданный до гроба“, без сомнения, представился бы самым трагическим лицом русской истории, и его тернистый жизненный путь устлали бы небывалым загробным апофеозом, осененным лучами святости».
Это еще очень сдержанно и по-ученому осторожно. Шильдер допускает только: «если бы это оправдалось»… Но вел. князь Николай Михайлович в своем исследовании[80] говорит, что Шильдер в разговорах с ним и другими лицами высказывался гораздо определеннее. Историограф русских царей разделял простодушную уверенность хозяина сибирской заимки и доказывал правнуку Александра I, что его прадед, «освободитель Европы», провел вторую половину своей жизни, питаясь милостыней в убогой келье далекой ссыльной стороны, что его вели с бубновым тузом по Владимирке и что царственную спину полосовала плеть палача…
Правда ли это? возможно ли, что в лице Федора Кузьмича жил и умер Александр I?
Вопрос, казалось бы, странный, но ведь его допускал компетентный историк двух царствований… Исследование вел. князя Николая Михайловича, использовавшего все доступные доныне источники, разрушает эту сказку. Смерть Александра I в Таганроге не могла быть симуляцией, Александр не встречал «на тридцатой версте» собственного тела, и в царской усыпальнице в Петропавловском соборе покоится прах не солдата и не адъютанта, а подлинного царя[81].
Кто же в таком случае был таинственный отшельник Хромовской заимки?
