Буров посмотрел на меня, словно видел впервые. И улыбнулся. Не насмешливо, а по-хорошему. У меня защемило сердце, я покраснела и тут же готова была себя возненавидеть. Ведь папа летел к Солнцу!.. А я? Я переживаю от улыбки мужчины.
Он сказал:
– Спасибо, Лю…
Мне было немного неприятно, что он так назвал меня.
– Спасибо, Люд, – словно поправился он.
– А что вы… что мы теперь будем делать?
– Что искать?
Он взял меня за руку. Ой, кажется, мне не придется неделю мыть ее!..
– Знаешь, Люд, что такое движение вперед?
– Движение вперед – это борьба противоположностей, – услышала я голос Ладнова. Он догнал нас. Я и забыла, что велела ему ждать меня у выхода. – Простите, но, кажется, вы переходите на физику, и я могу оказаться не лишним.
Буров посмотрел на него не очень приветливо.
– Борьба противоположностей! – мрачно повторил он. – Да, чтобы заставить их бороться, нужно найти «противоположное». Вы, Ладнов, теоретик. Взяв на себя тяжесть прогнозов и даже облачившись в мантию «судьи от физики», вы зачислили меня в паникеры… И все же я не перестаю уважать вас как теоретика.
– В восторге от этого. Чем могу служить? – ядовито осведомился Ладнов.
– Допускаете ли вы, что у Б-субстанции должна быть ее противоположность? Не вытекает ли это из ваших же формул?
– Допустим, что вытекает. Я даже допускаю симметричную парность во всем, что существует в мире. Мы с вами хорошая этому иллюстрация.
– Может быть, в том, что мы противоположны – залог движения вперед?
– Остроумно.
– Так вы не думали об этом?
– Допустим, думал. Но мне не хотелось связываться с вами, Буров. А надо было засесть вместе, ругаться…
– Это я могу.
– Я тоже, – огрызнулся Ладнов.
– А если бы мы засели? – спросил Буров.
– Пришлось бы отказаться от многого. Наши нынешние теоретические представления о физических процессах слишком грубы. Вы счастливец! Вы допускаете умозрительные выводы. У меня не может существовать ничего математически не доказанного.
– Вот потому-то вы и нужны мне. Ругайте меня, объявляйте паникером, сомневайтесь во всем… Но если вы в чем-то согласитесь, это будет истиной! Однозначной!
Я с восхищением смотрела на Бурова.
– До сих пор мы оперировали с узенькой полоской явлений, законов, действующих сил, – продолжал Ладнов (они, честное слово, забыли обо мне!). – Взаимодействие электрических зарядов и электромагнитных полей, гравитационные силы. Грубо! Первое приближение. Нет! Ответ, почтенный мой Сергей Андреевич, нужно искать в незнаемом. Надо угадать природу внутриядерных сил, с одной стороны, и сил взаимодействия галактик – с другой. Разгадать циклопическую кухню в ядре галактики, откуда вырывается струя всего того, из чего строятся миры… Именно там взаимодействуют ваша, буровская, Б-субстанция и еще не открытая, ей противоположная антисубстанция, если хотите, А-субстанция!
– Верно, черт возьми! Именно там! Эх, если бы дотянуться дотуда руками! – крякнул Буров.
– Выше, выше берите, экспериментатор Буров! Куда не хватают руки, дотянется мысль. Нужно воспроизвести кухню рождения миров, воспроизвести здесь, на Земле.
– Черт вас возьми! Мне нравится такая моя противоположность! – восхищенно воскликнул Буров.
– Я, теоретик, могу только вообразить, в лучшем случае представить в формулах, а вы… если бы вам не мешали ваши гипотезы, могли бы воссоздать эту кухню на Земле, чтобы потрогать руками… любую субстанцию.
– Пожалуй, мало этих рук, – сказал Буров, отпуская мои пальцы и рассматривая свои огромные руки.
– Маловато, – процедил Ладнов. – Тут нужны руки всех физиков мира, не загипнотизированных никакими гипотезами. Нужны мозги всех математиков, искусство всех химиков…
– Но проверять-то они все же будут гипотезу об А-субстанции?
– Проверять нужно все, сомневаться во всем.
– Черт возьми! В вас, Ладнов, я бы не сомневался. Свою ругань вы в формулы не перенесете.
– Нет обозначений, – усмехнулся Ладнов.
– А что, если поставить такую задачу на Лондонском конгрессе?
– Там многие будут против вас, но… искать примутся!..
– Так ведь только это и надо!..
Я медленно отставала от ученых. Они вдруг показались мне великанами, а я была такой маленькой…
