Том (5). Льды возвращаются - страница 106

Они ушли вперед».

Период холодной войны не менее губителен для планеты, чем ледниковый период.

Солнце висело над морем. В багровом небе не было ни облачка, но на потускневшем красном диске, почти коснувшемся горизонта, появилась тучка и стала увеличиваться, словно разъедая светило изнутри.

Корабль шел вперед, а впереди… умирало Солнце.

За этой небесной трагедией, опершись о перила палубы, наблюдал седой джентльмен с устало опущенными плечами, старчески полнеющий, но еще бодрый, с чистым лицом без морщин, в очках с легкой золотой оправой.

О чем думал этот очень старый человек с поникшей головой, глядя на закатное солнце? О закате цивилизации? О своей роли в жизни?

Леонард Терми, знаменитый физик, последователь Лео Сцилларда, Бора и Оппенгеймера, создателей атомной бомбы, который помогал Ферми и Сцилларду запускать в Чикаго первый в мире атомный реактор и знал о тревожном письме президенту Рузвельту Сцилларда и Эйнштейна о возможности появления атомного оружия в гитлеровской Германии и необходимости создания атомной бомбы прежде всего в Америке. Может быть, Леонард Терми, стоявший теперь на палубе и наблюдавший закат, тот самый Терми, имя которого упоминалось во всех секретных документах Манхеттенского проекта, вспоминал о том, как много было им сделано для того, чтобы в пустыне Невада произошел первый в мире испытательный атомный взрыв.

После открытия второго фронта в Европе молодой Леонард Терми был направлен в оккупированные зоны, чтобы установить, как далеко продвинулись ученые гитлеровской Германии по пути создания атомной бомбы.

Вернувшись в Америку, Леонард Терми стал торопить Лео Сцилларда дать на подпись Эйнштейну второе письмо Рузвельту о том, что у Гитлера нет ядерной бомбы, ее не разработали для него немецкие ученые и потому созданная в Америке бомба не должна существовать, не может быть применена.

Как известно, письмо это не было прочитано Франклином Делано Рузвельтом. Во время его похорон оно лежало на столе президента в Белом доме.

За этот стол уселся мистер Трумэн. Прочитав письмо ученых, он не замедлил вскоре отдать приказ об атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, погубив сотни тысяч жизней, не солдат, а мирных жителей, женщин, стариков и детей, родившихся и еще не родившихся, но уже обреченных… И в течение следующих десятилетий взорванные бомбы неотвратимым проклятием продолжали губить в госпиталях несчастных людей.

С тех пор Леонард Терми потерял покой. После тщетных обращений к военным и гражданским властям с требованием контроля над использованием энергии атомного ядра, поняв, что эта запретная сила попала в руки ни с чем не считающихся политиков и генералов, Леонард Терми проклял их… и самого себя, помогшего создать ядерную бомбу. И, подобно Лео Сцилларду, он оставил ядерную физику, которой занялся еще в ту пору, когда она считалась «бесперспективной областью». Он перешел теперь на биофизику, едва делающую свои первые шаги и, казалось бы, ничего не сулящую…

Леонард Терми на многие годы порвал со своими былыми коллегами. Они знали его непреложность в суждениях и поведении, и все же на этот раз они сумели настоять на его поездке в Лондон для участия в мировом конгрессе ядерных физиков.

Корабль возвращался в Америку. Путь был долгим, и времени для мучительных раздумий у Леонарда Терми было достаточно.

Неподалеку от него, лежа в шезлонгах, беседовали две дамы. Одна из них была все еще интересной, неустанно следившей за собой, одетая и причесанная по последней моде, кричаще увешанная бриллиантами. Другая была скромна, не боролась с сединой и полнотой, но что-то было в ее облике такое, что заставляло многих оглядываться на нее и спрашивать: кто она? Временами стареющая дама с участием и затаенной тревогой поглядывала в сторону ученого, недвижно стоящего у палубных перил.

Женщины всегда находят общий язык, и особенно в дороге.

– Вы не представляете, миссис Никсон, как мой муж заботит меня… И не только своим преклонным возрастом.

– Зовите меня просто Амелией, миссис Терми.

– Благодарю вас, милая Амелия. Я преданная жена, не рискующая не только осуждать, но и обсуждать поступки такого человека, как мой муж. Ведь и вы, милая, этого не делаете?