«Раньше в “Дьюке Веллингтоне” можно было брать только пиво», — подумал Гарри.
— А та девушка, с которой вы были. Лакомый кусочек. Ваша подружка?
— Нет. Я ее после этого не видел.
— Жаль… Она, конечно, не ангел, но в постели с ней должно быть приятно.
Гарри пробурчал что-то неопределенное и развернул газету, вынутую из кармана.
Бар постепенно начал заполняться.
Гарри осмотрелся: вокруг были те же лица — трое мужчин в черных шляпах негромко разговаривали и пили «порто».
Стрелки часов в баре медленно двигались. Наконец, в шесть часов с четвертью дверь открылась, и вошел Муни.
— Ну, как? — сразу же спросил Гарри шепотом.
— Все в порядке. У меня была небольшая схватка по поводу цены, но он в конце концов уступил. На вот, возьми и спрячь в карман. Не открывай здесь.
Гарри положил в карман толстый пакет.
— Я не знаю, как мне вас и благодарить, Альф.
— Не будем об том говорить, малыш. Поспеши. Желаю удачи и пожелай ей удачи от меня. Если у тебя будет необходимость со мной срочно повидаться, вот номер моего телефона. — Он протянул карточку Гарри. — Не говори ничего лишнего парням, которые ответят, но тебе всегда сообщат мой адрес, если я перееду.
Гарри благодарно пожал руку Муни.
— Еще раз спасибо, Альф. Я думаю, мы еще увидимся.
— Пока.
Гарри похлопал его по плечу и быстро вышел.
Расставание с Муни взволновало его больше, чем он мог предположить.
Забавный человек Муни, но настоящий друг.
Гарри остановил такси и дал адрес своей квартиры. По дороге он открыл конверт.
Удостоверения, которые там лежали, были выписаны на имя Дугласа и Элен Кент. Внутри находился второй конверт, на котором Гарри прочел такие слова:
«Я отдал двадцать пять фунтов Дорис, но сам не могу принять деньги, зная, как вам они нужны.
Альф.»
В конверте было двадцать пять фунтов банкнотами по одному фунту.
Рядом с дверью он увидел четыре чемодана и коробку для шляп, на которой лежало пальто из норки. Гарри закрыл за собой дверь. Этот багаж тяжело будет тащить, но слитком глупо не захватить с собой все, что у них есть из одежды. Неизвестно, будут ли у них деньги, чтобы купить себе новую.
— Ты готова, Клер? — спросил Гарри, входя в гостиную. — Все в порядке, Муни…
Он замолк на полуслове, увидев совершенно пьяную Клер, лежащую в кресле.
Она посмотрела на Гарри бессмысленным взглядом. Глаза у нее щурились, как у близорукой, отказывающейся носить очки. Она была растрепана, шелковое розовое платье порвано. Один чулок отстегнулся и собрался гармошкой на лодыжке.
Гарри показалось, что перед ним незнакомка.
Образ прошлого возник у него перед глазами, как на экране телевизора. Он увидел обшарпанную дверь и мегеру, занятую выбиванием ковра перед соседним домом. Он снова почувствовал запах грязи и вина, услышал хриплый голос, предлагавший удовольствие за один фунт.
Под бледной кожей мышцы лица Клер дрожали, как вода под дуновением ветра.
— Я себе обожгла руку, — вдруг сказала она.
Он посмотрел на правую руку Клер, покрытую желтоватыми пятнами. Сигарета догорала у нее между пальцами и должна была обжигать их, но Клер, казалось, не чувствовала боли.
Гарри увидел многочисленные дырки на ковре и мебели в тех местах, куда она бросала непотушенные окурки.
— Но, Клер, что случилось? Почему ты так напилась?
— Ты мне должен сделать ребенка, — сказала она, грустно и пьяно глядя на него. — Я все продумала. Они меня не тронут, если ты мне сделаешь ребенка.
— Но, Клер, о чем ты говоришь? Нам нужно уезжать.
— Ты не понимаешь? Ты хоть уловил, что я тебе сказала? — продолжала она, стараясь твердо смотреть на него и дыша перегаром. — Я где-то читала, что беременных женщин не трогают. Ты мне должен сделать ребенка. Если не хочешь, я найду себе кого-нибудь другого.
Он схватил ее за плечи, поднял и потряс:
— Достаточно! Ты не понимаешь, что говоришь.
Она вдруг оттолкнула его с непонятно откуда взявшейся силой.
— Это ты не понимаешь! — закричала она. — Ты немедленно должен сделать мне ребенка. Это единственное средство выбраться отсюда, Гарри! — Вцепившись в него, она зарыдала. — Я так боюсь, — рыдала она, — ты мне должен сделать ребенка. Беременных женщин не вешают.