— Вся эта сила, вибрирующая между моих ног, заставляет мои яйца дрожать, а мой чле…
— Просто надень шлем, Золотце.
С пиратской усмешкой, бормоча “не прошло и гребаных три года”, Гейдж закрепил шлем и расположил свои длинные, сильные ноги по бокам от бедер Брейди. Боже, чувствовать его у себя за спиной было подобно раю, и не только на байке. Воспоминания о тех ощущениях, когда грудь Гейджа прижималась к спине Брейди в душе, когда они спали, и да, на столе в “Смит & Джонс” (наконец-то), поддерживали Брейди, когда они были не вместе.
Жизнь была слишком жестокой и запутанной, чтобы предполагать, что любовь могла все исправить, но это было началом. Брейди посещал терапевта, выговариваясь за двойную плату в час, надеясь увидеть прогресс раньше, чем обанкротится. Хоть Брейди и не был согласен с тем, что это ему на пользу, Гейдж навещал свою маму, а затем выливал свое разочарование на Брейди. Сдерживать обещание и продолжать быть опорой Гейджу было не всегда легко, но это было частью того, что называли отношениями.
— Итак, это… свидание? — голос Гейджа был полон притворной насмешки.
— Заткнись, умник, и держись крепче.
Брейди пообещал прокатить Гейджа на байке, и теперь, когда его плечо полностью излечилось, смог выполнить обещание. Стоял ранний октябрь, начинало холодать, но жар, исходящий от рук, обхватывающих его талию, более чем компенсировал это. Гейдж быстро разобрался в этом деле с крепкими обнимашками и ловко наклонялся на поворотах. Они вдвоем, идеальная синхронность.
Их конечной целью был "Драйв", но Брейди сначала нужно было кое-где остановиться. Послеобеденное движение на Западной Авеню было плотным, поэтому у них заняло какое-то время добраться до места назначения.
— В чем дело? — услышал он из-за спины, когда они припарковались. Брейди так хотел обернуться, чтобы засвидетельствовать тот момент, когда Гейдж поймет, где они оказались и почему. Вместо этого он растянул предвкушение еще на пару захватывающих мгновений.
Одно.
Второе.
— Эй, куда, черт возьми, я делся?
Сняв шлем, Брейди оглянулся через плечо. Гейдж тоже сбросил свой шлем, чтобы подчеркнуть свое раздражение. По-видимому, не удовлетворившись такой свободой, он спрыгнул с байка и указал наверх.
— Этот билборд должен быть занесен в городской реестр исторического забвения!
— Исторического забвения?
Гейдж махнул рукой в направлении билборда на углу Западной и Диверси.
— Скажи своему лучшему другу, мистеру мэру, вернуть все, как было. Этот котенок и мое горячее тело сделало кучу людей счастливее. Каша, — он c отвращение снова показал на замену, рекламу ирландской овсянки, — не сделает счастливым никого.
Брейди устроил свой шлем на сиденьи между ног.
— Оу, малыш, не стоит так злиться. Я уверен, что эта овсянка приносит счастье многим людям. Она чудесна холодным зимним чикагским утром, — он притянул Гейджа к себе и обнял его за талию. — Знаешь, для всех сейчас стало безопаснее, когда отвлекающий билборд убрали.
Его золотой бог поцеловал Брейди издав низкий, сексуальный стон.
— Мой первый раз на байке и ты разрушаешь мои иллюзии. Что ж ты за бойфренд такой.
— Тебе не нужно восхищение незнакомых людей, когда у тебя есть мое. Я буду обожать это горячее тело с билборда и держать тебя в тепле.
— Как овсянку холодным чикагским утром?
— Точно, — он захватил губы Гейджа и вдохнул свое обещание ему в легкие.
— Покажи мне.
— Что?
Гейдж потянул Брейди за низ футболки и скользнул пальцами за пояс джинсов.
— Гейдж, не здесь, — целовать этого парня на оживленной улице Чикаго было одним делом, и даже это было тем уровнем проявления чувств, к которому Брейди не привык, сверкнуть обнаженное кожей — это совсем другое. Но Гейдж не унимался.
— Да, здесь. Хочу снова увидеть ее.
Сейчас новая татуировка полностью зажила, и даже учитывая то, что тело Брейди было в изобилии расписано чернилами, эта тату выделялась среди всех остальных. Расположенные на бедре лучистое солнце, соединенное с полумесяцем. Единство света и тьмы, инь и янь, противоположные энергии, которые вместе создавали гармонию, баланс и силу. Дарси превзошла себя.
